Северянин разозлился: мало ему дел на острове, мало жены, этих москвичей и Феликса одновременно, так еще... Но Феликс отвел в сторонку, предупреждая резне слова:
— Он не помешает, обещаю. Одиноко старику, и ко мне он привык. Я еще с трудом уговорил...
— Да о чем ты, конечно, — буркнул Владимир, усилившись. Он вспомнил вдруг хромого Славу Дружкова с его прекрасным тэпэ и воспаленными от бессонницы глазами. Как и в тот раз, захотелось тут же сделать что-то хорошее человеку. Чтобы понял, что он вовсе не одинок, он вместе со всеми, нужен и важен сегодня, и эту важность ощущает каждый.
— Садись, Савельич. Вспомни молодость, вдохни морского ветра...
— Да чего там... Ежели не помешаю... — Дядя Коля смутился и присел на световой люк. — В какую бухту идем?
— Тебе не все равно?
— Как же, зверя тут промышляли когда-то. — Он щурился играющим на воде солнечным бликам, с наслаждением потирал широкую грудь.
— Колоритный у вас народ, — одобрительно сказал Зайцеву председатель комиссии.
— Бывает, — согласился Борис Петрович. — Колорита достаточно, с сознательностью, признаться, похуже.
— Что ж так?
— Может показаться странным... Примитивную мысль, понятную каждому животному, что в природе нельзя брать больше необходимого и оставлять меньше того, что самостоятельно возрождается, — эту мысль приходится вбивать в сознание приказом, угрозой. И конечно, своим примером, иначе не действует.
— Да-а, это у нас... — неопределенно произнес председатель и задумался. — Это мы действительно как-то... Скажите, что же за цель поездки на остров?
Вот снова поспешил, вдруг подумал о себе Зайцев. Вначале бы узнать о человеке, выявить уровень сознательности, вложить в него свои заряд тревоги, а там уж решать — судить его или, напротив, призвать в помощники.
— Изучаем структуру и динамику островного биоценоза. Это в целом. А там каждого свой вид интересует. Кто какую роль исполняет в драме и что с него можно взять нам. Берем много: химикам и фармакологам на морском сырье раздолье. Не говорю уж о пищевиках. Хотите подробнее — сведу вас вечером с завлабами, с подводной фермы наших заказчиков пригласим...
— Вы, кажется, курируете на станции аквариальный комплекс?
— Вообще, пытаюсь развивать марикультуру, — усмехнулся Зайцев. — Но пока плохо удается. Инерция этих научных умов посерьезнее, чем инерция домохозяек...
— Ничего, я полагаю — одолеете! — председатель ободряюще похлопал Зайцева по плечу. — Не знаю, как со штатами, но средства и оборудование вам обещаю... Если все будет хорошо. — Он чуть понизил голос, с некоторым подозрением оглядел стоящих рядом попутчиков. — Марикультура дело важное — пищевые ресурсы, и наука не может быть в стороне. Не исключено даже, на вашей станции будут свернуты все лаборатории, кроме тех, что работают на марикультуру непосредственно. Нам как раз предложено проверить, насколько обоснованна эта идея. Пока лишь идея...
— Юрий Леонидович нас информировал, — кивнул Зайцев. — Но у наших ученых широкое сотрудничество, многие московские лаборатории живут только на нашем сырье. И в марикультуре, на мой взгляд, есть опасность взять технологический крен, в ущерб научным разработкам. Хоть я и сам технолог, мне бы этого не хотелось.
Председатель внимательно посмотрел ему в глаза, принимая решение: говорить ему сейчас или нет?
— Что ж, это его право...
— То есть?
— Если директор не открыл вам всей истины, значит, ваше спокойствие ему дорого. А ведь битву он ведет сам!
Борис Петрович молча ждал разъяснений.
— Вашей вины тут нет, — продолжал гость. — Бухта слишком уж привлекательна, и не только для науки. Понимаете? Существуют и другие ведомства. Рыбакам позарез нужен крупный современный порт, и лучшего места, чем Рыцарь, не найти. К сожалению! Предупреждаю, это разговор не для передачи коллективу, но чтобы вы не строили лишних домыслов. Просто не надо забывать, что любое дело всегда имеет высший смысл, как бы оно ни выглядело вначале...
— Ну, если все прахом, зачем тогда марикультура?