— Дорогая цена! За такие проколы по меньшей мере садят в долговую яму. Нас бы первых...
— Если бы это что-нибудь изменило. Слава богу, а может, к сожалению, у нас банкротов не бывает. Все наши неудачи, провалы государство берет на себя, и чего ему это стоит — не нам судить.
— Не только провалы, и победы тоже, — Вставил Зайцев.
— И победы. Может, потому оно и выдерживает, государство. Какое-то равновесие всегда есть. Кстати, станция может себя изжить как форма, но провалом идеи ее не назовешь, не позволю!
— Когда-нибудь всех философов изолируют на одном острове, и они друг друга перебьют, — пробормотал сверху сонный женский голос. — Вот выспимся!
— Должен тебя разочаровать, Танюша, — ничуть не изменив тона, отозвался Покровский. — Это племя крайне живуче, нарождается с уничтожающей регулярностью. Придется вам терпеть... Так вот, Боря, не следует бить в колокола громкого боя, открытия ты не сделал. Я рад, что ты пришел к этому раньше других, но остерегаю тебя от крутых действий. Все в порядке! Наука всегда развивалась бросками: бросок — и освоение, и снова бросок... Та же марикультура, сам знаешь.
— Но... — Зайцев хотел перебить его резким несогласным жестом, однако Покровский развивал тему.
— Не перебивай... Травополье, добыча китов, расщепление ядра. Ожидаемый эффект от материализации этих идей почти всегда становится смешон по сравнению с эффектом неожиданным и нежелательным. Потому что люди безудержны. И все же! Все же ничто не прошло даром. Было разочарование, отрезвление, поиск выхода и — новая находка. И новый бросок на фундаменте того, что осталось от краха старого. На базе чего ты строил подводную ферму для разведения гребешка? На базе комбината, который того же гребешка и извел на нет. А теперь твоя ферма терпит застой, потому что наука слишком оторвана от этого дела. И можешь не рассказывать, в чем состоит твоя идея: ты хочешь соединить станцию с фермой, возглавить все это и заняться марикультурой с размахом, как положено в наши дни!
Михаил Сергеевич встал, прошелся по кабинету, не отрывая взгляда от Зайцева.
— Ты даешь, — только и сказал тот. — Я-то думал, сидишь тут, весь в фундаментальной науке, и дела тебе нет...
— Э, брат, любую ситуацию можно вычислить. А эта давно ясна. Вопрос времени. Но тебе будет ох трудно!
— Знаю. Только учти — директор будет «за».
— Обольщаешься, Боря! Он «за» не от хорошей жизни. Все-таки он руководит научным институтом, и с него спрашивают прежде всего это: науку, накопление информации.
— Ну, станция еще не институт, а мы говорим о станции. Твоя лаборатория, кстати, тоже здесь.
— Это инерция, — Михаил Сергеевич поднял руки. — Давно очевидно, что с прежним успехом могли бы работать и в городе. Хотя Князеву это будет действительно нелегко. И Тампер, пожалуй... Что ж, в открытом споре пусть одолеют тебя — я их поздравлю. Одолеешь ты — будем работать вместе.
— Разве ты мне не поможешь? — спросил Зайцев. — Я подготовлю проект совместного развития, а ты бы вышел с ним на директора...
— Э, нет, уволь! Я в эти игры наигрался. Ты, чего доброго, еще скажешь перебираться на Рыцарь или на комбинат, снова строить...
— Но ты сам признал, что это новый бросок вперед, что он нужен! — воскликнул Зайцев в запальчивости. — Или хочешь прийти на готовое?
— Не надо шуметь, Боря, люди спят. Ты лучше скажи, сколько у вас людей на станции вот сейчас, в сезон?
— Сотни четыре.
— А у меня четыре. Без сотен. Я с женой и еще пара сотрудников, наверху спят. Да, и маячник. Вот и все население. Тихо! Душа отдыхает.
— И тебе иногда не хочется побыть в компании с новыми людьми?
— Зачем же, бывает. Так я сяду в лодку и приеду к вам. У гостей есть одно преимущество по сравнению с домочадцами: они иногда приходят, но скоро уходят. Домочадцы же только иногда уходят, зато слишком скоро приходят. Так не надо первых превращать во вторых!
— Все-таки ты ретроград, Михаил Сергеевич. Тормоз прогресса. Мы же делаем важнейшее дело, в принципе новое для человечества. Бездна возможностей для ученого! Все остальные морские науки второстепенны, кроме тех, что питают марикультуру. Накормить человечество рыбой, гребешком и трепангом — только научиться!
— О, я понимаю, дружище, тебе крайне важно заполучить меня, дикого человека, вместе с моей лабораторией. Не в силу моих научных талантов, они весьма умеренны, а преимущество состоит лишь в том, что я свободен от вашей структуры и потому больше занимаюсь наукой, чем воспитанием шоферов. Нет, тебе надо возгордиться: какова, мол, моя сила убежденности, если даже его я втянул в свое дело! Но я не сделаю тебе этого подарка. Это у тебя от лукавого или, может быть, от Князева. Мой дом здесь, между морем, небом и скалой. Мне не нужны грандиозные перспективы и размах твоих великих строек. От них делается неуютно. Оставь мне разбираться в живых клетках, из которых состоит и гребешок, и шофер Валя, и даже Евгений Васильевич Князев.