Наверное, такой праздник один раз в жизни был у каждого. Или будет. Когда слетает с людей шелуха, они обнажены душой. Каждый верит: он имеет право на праздник. Потому что завтра он снова будет делать важное, никем еще не испытанное, а потому нелегкое дело.
4
Как бы ни был долог каждый морской сезон на станции Рыцарь, кончается он всегда слишком быстро. Сразу вслед за первым тайфуном, что перемешивает на пару дней все ревущие стихии мира, приходит чистая тишина осени.
На тропинках хрустят жесткие охряные дубовые листья. Под багровыми шатрами на лозах чернеют налитые крепким таежным соком гроздья приморского винограда. И все чаще, спускаясь с сопок в ожидании холодов, олени выходят к поселку.
Ослепительно чист весь привычный пейзаж, скинувший горячее марево лета. Еще зеленеют сопки, а луга за дюнами уж подернулись осенней ржой. А напротив, к западу, только еще синее, чем раньше, реет далекое, почти недоступное теперь чудо острова Малькольма.
Осень на Рыцаре — пора итогов, раздумий, грустных и неторопливых прощаний. В эту пору все, что случается на станции, связано с большим советом.
Феликс докрасил последние сантиметры клотика. Работа ушла внутрь, в тишину. Ломали, обдирали, выбрасывали, делали заново, красили. Из простого общежития, каким всегда остаются каюты корабля, рождалась своего рода технологическая линия водолазных погружений, одеваний и работ. В легкой качке и неспешных движениях создавался простой уют и красота. Теперь все делали хорошо и споро, с навыком и без лишних дум.
Из своей каюты наверху Зайцев спустился ровно в шесть. Осмотрел сделанное за день, постоял рядом молча. Взяв топор, подсобил Володе, еще постоял, мрачный.
— Нормально будет.
— Да ничего, — согласился Владимир.
А мимо гуси-лебеди
Любовь мою несу-ут...
Пора прибиться к берегу,
Да волны не даю-ут! —
тихонько пел Феликс в соседней каюте.
— Успеете до совета? — спросил Борис Петрович.
— Сделаем, Боря, — сказал наконец Владимир. — Ты что мрачный?
Зайцев хмыкнул с ехидцей, обращенной внутрь себя.
— Итоги подвожу. А они почему-то не радуют. — И, не дожидаясь вопроса «почему?», продолжал, являя редкую для него расположенность к откровению: — Шхуна эта, в общем, блеф, мой просчет. Хотя и позволила все-таки сезон отработать без сильного нарушения водолазных правил и без больших затрат... Все понимаю, но — нет в ней перспективы. Не вписывается она в то, что я задумал.
Владимир знал — спрашивать ничего не надо. Достаточно вопросительного взгляда.
— Научно-производственное объединение, вот что. Соединить станцию с подводной фермой. Это будет новый шаг в марикультуре и в морской науке — то, что нужно сейчас. Завтра на совете будем решать, я уж и ребят с комбината пригласил. Придумать форму подчинения и финансирования от двух ведомств — и порядок. Могу открывать хоть свое стройуправление, народу зазвать сколько угодно. Ходят слухи, комиссия одобрила мою программу, на совете директор скажет.
— Размахнулся! — произнес Северянин. — Что ж молчал?
— А вот — радости нет. Если прыгал в ночное море с мачты — поймешь. Ты знаешь, что это ново, это здорово и красиво. Боязно, что ли... Вынырнешь нескоро и — совсем другим человеком. А вот этого, теперешнего — жаль. Он — утонет. Выживет уже другой...
Помолчали.
— Что тут скажешь... Выйди на палубу и глубоко вдохни. Помогает. Вспомни, что ты наладил хороший коллектив и приучил людей к порядку. Людей, которые, в принципе, живут беспорядочно. Разве мало? А потом иди к Наташе с легкой душой.
— Коллектив сделал, может быть. А вот с Наташкой... Ты смог бы убедить Князева, что жить в палатке лучше, чем в бунгало с камином и паркетом?
— Вряд ли.
— Вот. У каждого свой удел. У нас — работать, у женщин — ждать. Любить-то некогда. Хорошо Соловьеву, ему некогда даже думать об этом. Жена есть, двое хороших детей — значит, порядок. А как они живут — их дело... Ему хорошо, семейных проблем ноль. А его жене?
— Ничего. Все будет. Лет через пять вы заселите бухту зверьем, и не простым же — отборным, выведенным в аквариумах. Перекроите лицо океана — разве тебе мало? Так что Наташка?
— А что Наташка. Так ничего и не решила. Тампер ее берет хоть сейчас, и ей самой это по душе. Князев давно зовет. Но я должен сказать свое слово. Я должен... Ей нужен дом, свой дом в перспективе, она зрелый человек. А у меня дома нет и не будет... Письмо от сестры получил. Надо звать девчонку сюда. Запуталась в какой-то магазинной махинации. Растрата на тыщу рублей. Она ни при чем, конечно, попала в логово, опыта нет. И рядом — никого, рано без мамки осталась... Ладно, вкалывайте, — Зайцев вдруг оборвал разговор, замкнулся, точно гребешок, заметивший опасность. — Не забудь, завтра наверняка придут принимать работу, вы уж тут...