А потом мы ждали самолета на базе Герасима. Точнее, ждал только я. Макарову не хотелось думать о возвращении. Его сети стояли не слишком далеко от базы, за черной от воды подошвой короткого мыса. Здесь вечерами снимали мы небольшой улов. Макаров что-то пришептывал, ворчал, выбирая из воды участок сети с запутавшейся рыбой. Гольцы были скользки и холодны, как сосульки. Макаров закатывал рукава, шевелил пальцами, подобно хирургу, и приступал к операции. Он освобождал от капроновых нитей колючие плавники, вынимал пряди из-под жабер, голец удивленно разевал рот и глядел красным глазом.
Рыба наша хранилась на берегу, в балке, и Макаров хаживал туда подозрительно часто. Однажды я подглядел его. Он снял с крышек большие влажные камни и перебирал рыбин, ворочал их с боку на бок, пробовал с указательного пальца тузлук, и прозрачная улыбка волшебника не оставляла его лица.
Он вовсе не хотел возвращаться.
К полудню четвертых суток ожидания последняя тень последнего облака была стерта с неба плотным южным ветерком. Он принес к берегам запахи лета и тучу отчаянных комаров. Комары клубились над вываленными, чуть дрожащими языками спящих собак и не трогали Макарова.
— Всякая тварь своего признает! — посмеивался он, оглядывая мою распухшую от укусов шею. — Наверное, ты плохо пахнешь.
«Самолет обязательно должен быть сегодня. Значит, никаких сетей и рыбалок. Пусть хорошо пахнущий Макаров идет сам».
Так я решил.
А Макаров торопливо похлебал горячего супу и исчез молча.
Суп наполнил тело сытой ленью. Потянуло к лежанке. Едким чаем вытравил я тяжесть из членов и раскрыл дверь.
Лодка под натянутым парусом держалась у берега лишь на одном конце, готовая к плаванию.
Я спустился к воде. Макаров, предвидя возражения, заговорил ласково:
— Какой ветер, понимаешь? Какие косяки сейчас на северной отмели — вон там! С ума сойти! За час доберемся с попутным, поставим сеть, заночуем. А с утра назад.
— Я не могу, Макаров. Я не могу опаздывать на самолет. Меня на работе ждут — это ты в силах понять?
— Ждут, ждут, — соглашался Макаров, тщательно укладывая в лодку спальные мешки.
— Я не имею права рисковать. На работу мне пора.
— Ну да. Работа. Поработать, верно, придется... Спички принеси, там, на моей лежанке.
Поговорили.
— А ты не спорь, — сказал Герасим, подавая спички. — Куда денешься? Надо плыть, одного не отпустишь!
...Отвязав конец» я едва успел с сильного толчка впрыгнуть в лодку. Парус был плотно набит ветром. Лодка летела вместе с волнами, и только изредка обогнавший нас бурун выходил из-под днища, плавно вскачивая лодку.
Унося звуки, отдалялся Герасимов берег, в скользящей вокруг тишине неразличимо исчез балок с нашей рыбой, вросли в гальку заброшенные палатки на базе.
Рулевое весло оставляет рваный, быстро заживающий след на груди озера. Блестки солнца, пересыпаясь, пропадают в нем. Рыжий диск парит над долиной Энмываама, незаметно снижаясь к буро-зеленым сопкам у запада.
Мягко поют комары, они покинули берег вместе с нами. По временам из вьющегося над головой сонма вырывается один, самый отчаянный, — идет в атаку. Его победная песнь нарастает, зудит все въедливей, колеблясь в такт качаниям комара. Играя перед лицом, он выбирает точку. Я должен дождаться, пока он сядет, и хлопнуть.
Вот идет очередной, вырастая из облачка черным бантиком. Только идет как-то странно — не медленно, не колеблясь, как другие, а уверенно, грозно, бесшумно. Я вижу его жесткие крылышки, две пары совсем не комариных крыльев и толстое туловище с задранным хвостом.
— Снимай парус!! — ору я, ошалелый.
Это наш самолет. Его рокот уже перебрался через верхушки сопок и поплыл над озером.
Макаров развернул лодку лагом к ветру и смотрит на меня нехорошим взглядом.
— Только не надо ничего делать, — просит он со смешливым отчаянием в голосе. — Снова порвешь лодку. Обидно будет утонуть, когда рыба уже на берегу и самолет над головой, а?
Все что могу — это отдать шкоты. Макаров на корме капитанит, ему не достать. Парус бьется на мачте, как выстиранное покрывало. Скорость надает.
— Может, не надо? Все равно не успеем назад! — вкрадчиво говорит мой друг. — Поздно уже, летуны ждать не будут. Шутишь, пол-озера на веслах! Вспомни-ка, сколько шли, а? Часа четыре верных.
— Герасим уговорит их. Должен уговорить.
Снимаю парус и готовлю весла.
— Ты спятил, — говорит Макаров убежденно. — Ты видишь, какой ветер? Мы будем грести на месте. Это безнадежно!
Ветер и вправду разгулялся. Даже без паруса нашу лодку ощутимо несет к северу.
— Не произноси слова «безнадежно», пока не исчерпал всех шансов. На, исчерпывай!