Гермиона Грейнджер, не желающая даже прикасаться к «Истории магии», исподтишка шпыняющая младшего братца и выразительно закатывающая очи к потолку при одном лишь упоминании о маггловской средней школе. Гермиона Грейнджер, в жизни которой было слишком мало волшебства и слишком много нелепых детских обид.
И, в кое то веки, Драко благодарен ей, хотя бы за молчание...
* * *
Порой ноги Ремуса Люпина заводили своего обладателя в весьма и весьма экзотичные для обычного человека и вполне обычные для писателя места, как-то: уединенные скверы, детские площадки и безлюдные, пользующиеся сомнительной репутацией улочки на окраинах. Нет, само по себе посещение этих мест не было из ряд вон выходящим событием и для простого горожанина... А вот целью, с которой Ремус отправлялся на подобные променады толпы праздно шатающихся клерков или же, скажем, отягощенных семейными заботами матрон вряд ли могли бы задаться... Люпин искал вдохновения.
Все-таки, он лукавил, называя себя беллетристом и посредственным писакой в кругу близких знакомых... Ни тем, ни другим, к сожалению или же к счастью, Ремус Люпин не являлся. Он был достаточно образован. Не претендовал, конечно, на звание бакалавра филологических наук и в полной мере не мог считаться истинным знатоком изящной словесности, и, тем не менее, имел незаурядные дарования и способности. Проще говоря - потенциал. Но, как и многие одаренные люди, распорядиться этим потенциалом достойно, не растрачивая себя по мелочам, Ремус даже не пытался. В творческих простоях, не способности вовремя собраться и сдать рукопись в срок, он первым долгом винил окружение, погоду за окном, крикливых соседей и суетливость большого города, иногда и вовсе не беря в расчет собственную лень и ипохондрию, кои, к слову, играли немалую роль в его житейских неурядицах.
Сидя на расшатанной, неустойчивой, в общем и целом, дрянной и непригодной для комфортного отдыха парковой скамейке, Ремус, не замечая ничего во круг перечитывал чужие стихи. Поначалу это казалось ему чем-то пошлым, придти в запущенную и малолюдную парковую зону, усесться, почти что умоститься на грозящей в скором времени завалиться на бок скамье и самозабвенно препарировать плоды чужого творчества. Но со временем он привык, приноровился и начал получать удовольствие от процесса. Про себя он частенько рассуждал о том, где автор сбился с ритма, где подобрана неудачная рифма или слово, но особую радость ему, непрошенному критику, доставляли откровенно слабые фразы или даже целые строфы...
Только с раннего утра что-то шло не так. Люпин был задумчив и рассеян, и оставлял без внимания, казалось бы, очевидные ошибки. Приближались Эти ночи... Снова, неумолимо приближались... Полнолунье не желало ничего понимать в его графиках, сроках и письменных обязательствах перед издательствами, не желало разбираться в глупых человеческих причинах, оно просто приходило. И будило в нем потаенные страхи.
Глупый человечек, попавшийся на крючок судьбы, на голый крючок, без приманки и снастей, что ты можешь?
Ничего. Лишь ждать тех, кто ворвется в твою жизнь совсем скоро. Тех, кто изменит ее. Возможно, они уже и впрямь на пути к тебе. И друг к другу...
Возможно. Может статься, что они живут вон в том доме со старинным дымоходом, криво торчащим в одном из ребер крыши, точно стрела в тушке подстреленного на охоте кролика... Или в другом, каком... доме... живут...
Мужчина усмехнулся этим странным мыслям и снова предался прерванному занятию, на душе стало чуть легче...
В твоих глазах поселилась осень.
И, пусть не много мне чести в том,
Готова я свою шкуру сбросить,
Лечь у порога... Стеречь твой дом.
Лечь у порога... Одеть другую,
Примерить личину цепного пса...
Знаешь, ведь я ни о чем не тоскую,
Если не вижу родного лица.
Лишь в голове моей кружатся мысли,
Пляшут, роятся тысячей пчел...
Ну, почему, мой невольный убийца,
Ты снова другую мне предпочел?
Лечь у порога, стеречь твой дом,
Готова я, свою шкуру сбросив.
И, пусть не много мне чести в том...
Зато к тебе не подступится осень.
Просто стихи. Старые, блеклые, безжизненные. Ремус напишет лучше, они будут живыми, дышащими, пронизанными чувствами... Только дайте срок, только заберите чертовы ночи полной Луны, в которые он сам себе кажется врагом...
Глава 16. Из хроники солнечных дней (в двух действиях))
Не сдаться, не сломаться, не пропасть, не сбиться,
Жить, как будто бы в последний раз встает над нами солнце.