— Ты такой же, как и твой брат, — заявила она, — Кенбрук мечтает заточить меня в монастырь в угоду своей совести, и ты, Гарет, ты, который всегда был моим другом, намекаешь, что превратишь меня в узницу, если я не подчинюсь твоей воле.
Гарет казался пристыженным, но спустя мгновение сознание собственной правоты вернулось к нему. Многие непокорные женщины заканчивали свои дни в заключении в башнях, глядя в узенькое окошко на смену времен года. Они так и не касались земли до тех пор, пока их не зарывали в нее.
Когда, наконец, Гарет нарушил затянувшееся тягостное молчание, голос его показался Глориане чужим.
— Я люблю тебя, как сестру, нет — как дочь, — сказал он, — но тебе придется считаться с моими желаниями, Глориана Сент-Грегори, или ты пожалеешь, что появилась на свет.
Глориана поднялась со всем возможным достоинством. Она взглянула в глаза лорду Хэдлей, хозяину замка и всех окрестных земель, за исключением Кенбрука. Не решаясь заговорить, Глориана склонилась в нарочито низком поклоне, повернулась на каблуках и поспешила вернуться в залу.
В дверях Глориана столкнулась с Мариеттой, которая уходила в сопровождении своей служанки. Дэйн стоял в окружении своих людей. Компанию им» составляли уэльсец и краснолицый Гамильтон Эгг. Солдаты и служанки, разносящие еду и питье, расселись на скамейки и прямо на столы и без устали хлопали жонглерам и мимам.
Глориане стало противно, и она поискала глазами Эдварда. Тот пробирался сквозь толпу к своему брату. Лишь отец Крадок еще оставался за главным столом, когда Глориана взбежала по ступеням, чтобы с помоста лучше обозреть происходящее. Она полагала, что Эдвард сумеет положить конец этому пьяному безобразию. В конце концов он уже почти рыцарь.
— Печальное зрелище, — проговорил святой отец со своего места за опустевшим семейным столом. — Грех вошел в замок Хэдлей, миледи.
Глориана не стала еще больше расстраивать своего доброго учителя и не сказала, что грех проник в замок еще раньше.
— Не волнуйтесь, — рассеянно успокоила она его. — Эдвард положит конец этому безобразию.
Эдвард наконец добрался до центра гудящей толпы. Он сказал Дэйну несколько слов, тот ответил ему громким взрывом хохота, хлопком по спине, чуть не сбившим Эдварда с ног, и налитой доверху кружкой темного пива. К удивлению и разочарованию Глорианы, Эдвард закинул голову, поднял кружку к губам и не отрываясь осушил ее. Солдаты дружным рёвом выказали ему свое восхищение. Громче всех орал муж Глорианы, порядком набравшийся Дэйн Сент-Грегори, пятый барон Кенбрук.
— Они споили Эдварда! — взорвалась Глориана, подбирая юбки, чтобы спуститься вниз и во всем разобраться. Но преподобный Крадок поднялся со своего места и остановил ее, придержав за руку.
— Ты бессильна что-либо сделать, дитя мое, — сказал святой отец. Его голос, посвящавший Глориану в тайны латыни, французского, математики и истории Греции, обучавший навыкам стрельбы из лука и лечения травами, возымел на нее успокаивающее действие. — Если ты хочешь угодить своему престарелому учителю, ступай к себе в комнату и оставайся там, пока колокол не возвестит утреннюю мессу.
Глориана хотела было возразить, но потом передумала. Кружки Дэйна, Эдварда и Эгга были вновь полны пенящегося пива. Сегодня у нее уже было достаточно столкновений с братьями — хозяевами Кенбрука и Хэдлей, — и, Глориана поняла, что их невозможно вразумить. Эдвард еще слишком молод и глуп, сейчас от него уже не добиться ничего путного.
Глориана молча стояла на помосте и смотрела на гульбу пьяных идиотов. Дэйн, почувствовав на себе ее взгляд, поднял кружку и заплетающимся языком предложил тост за ее здоровье. Глориана развернулась и ушла.
Служанка Джудит уже ждала ее в спальне. Она зажгла ночники, разобрала постель и налила в таз для умывания теплой воды. Девушка помогла Глориане раздеться и склонила голову.
— Могу я теперь идти, миледи?
Глориана предложила ей остаться в комнате и лечь на свободную кровать, но Джудит предпочла вернуться на кухню, где спала вместе с остальными слугами на соломенном тюфяке рядом с камином.
— Задержись на минутку, — попросила Глориана, садясь к зеркалу и беря гребень из слоновой кости, который Эдвенна давным-давно купила ей в Лондоне. — Я хочу задать тебе один вопрос.
— Да, миледи? — откликнулась Джудит, кланяясь.
— Если мне придется оставить замок Хэдлей, я переселюсь в деревню, в дом своего отца. Ты поедешь со мной, будешь продолжать служить мне?
Джудит молчала, переминаясь с ноги на ногу. Она была одета в опрятное платье, связанное из грубой шерстяной пряжи, каштановые пряди ее длинных прямых волос ниспадали до талии.
— Оставить замок Хэдлей, миледи? Но вам никогда не позволят этого сделать без лорда Кенбрука, а у него есть собственное поместье, не так ли?
— Я ухожу отсюда, — твердо сказала Глориана. — Без лорда Кенбрука и без его согласия.
Джудит заметно побледнела, и у нее вырвалось какое-то языческое проклятие, прежде чем она сказала:
— Но, миледи, вы не можете оставить его светлость просто потому, что вам так хочется!
— Очень хорошо, — фыркнув, ответила Глориана, — пусть так. Ты можешь остаться здесь, Джудит, и спать на кухне вместе с остальными слугами и собаками. Конечно, в моем доме тебе была бы предоставлена отдельная кровать, которую не пришлось бы делить с кем-то еще…
Глаза девушки удивленно расширились.
— Мало от этого будет проку, когда лорд Кенбрук притащит нас за волосы обратно в замок!
Глориана вздохнула.
— Если Кенбрук попытается сделать это, я пущу ему стрелу в сердце.
Джудит вытаращилась на нее.
— За это вас повесят и не посмотрят, что вы леди.
— О господи, Джудит! — воскликнула Глориана, потеряв терпение. — Я выразилась фигурально. Я просто пыталась объяснить тебе свою позицию. Так ты поедешь со мной или нет?