— Хорошо, мамочка. Я уже последнюю ногу мою.
— Как это — последнюю?
— Первую уже вымыла, а теперь последнюю.
— Ах, вот оно что! А я думала, что у тебя по меньшей мере десять…
— Почему? Ты же училась в школе и знаешь, что у человека всего две ноги. А у тебя ноги не болят?
— Немножко. Почему ты спрашиваешь?
— Потому что думала, может быть, ты пойдёшь на прогулку.
— А ты чего хочешь: чтобы я пошла или чтобы осталась?
— Я тебя очень люблю.
— Я тебя тоже люблю, но ты уже такая большая, что можешь остаться и одна. Да вас, к тому же, двое: ты и Кристя…
— Да, мамочка, мы ничего не боимся. Ты должна знать об этом. Даже дьяволов мы не боимся… Криська, ты что щиплешься?
— Спокойно, девочки. Данка, не дерись.
Из углов комнаты, из-под кроватей, из-за шкафа уже вылезали сумерки, и поэтому никто не видел, как обе почтенные четвероклассницы показали друг другу язык.
С улицы кто-то позвал:
— Бася! Ты готова?
— Сейчас выхожу, — ответила мама Дануты и строго сказала девочкам: — Вымойтесь хорошенько и — в кровати.
— А папа вернулся? — спросила Данка, которая сразу узнала голос отца.
— Вернулся.
— Почему?
— Потому что на озере нет ветра.
— Куда вы пойдёте?
— В клуб. Потанцевать.
— Скоро вернётесь?
— Нет, не скоро. Не приставай. Спокойной ночи, девочки!
— Спокойной ночи! Спокойной ночи! — радостно воскликнули обе и с воодушевлением бросились прощаться.
— Осторожнее! Куда суёте свои мокрые лапы? Разольёте воду!.. Девчонки, да вы что, с ума посходили, что ли?
— Посходили! Посходили! — счастливо пропищали Данка и Кристя.
Мама Дануты закрыла за собою дверь, из-за двери ещё раз пожелала спокойной ночи и сбежала по лестнице.
Данка и Кристя, оставляя мокрые следы на полу; скользнули к окну, присели, высунув из-за подоконника только намыленные щёки, любопытные глазёнки и уши.
Вот взрослые показались из-за угла.
— Вообще-то говоря, надо было бы снять паруса и отнести их в сарай, — без особого энтузиазма предложил папа Андрейки.
— Да бросьте вы. Снова будем вас ждать…
— Сейчас пойдём потанцуем, а когда вернёмся, может, еще и поплаваем…
— Как бы ветер не налетел…
— Яхта стоит в бухте, кругом — деревья. Ничего с нею не случится.
Голоса становились всё тише и тише, темнота растворяла силуэты, обволакивала мутной серостью наступающей ночи. Под липой вдруг громко закудахтала курица.
— Что она там делает? — удивилась Кристя, высовывая голову в окно. — Цыпочка, цыпочка, цып, цып, цып!..
— Чего дурака валяешь? — прошептала «курица». — Это я, Здишек. Сигнал вам даю. Быстро собирайтесь, а то сейчас Луна взойдёт.
Обе девочки подскочили, как ошпаренные. Верно! Нужно торопиться.
— Я уж не буду мыть ноги. И так всё равно запачкаются.
— Не пачкай полотенце мылом!
— Выливай воду!
— Прячь мочалку!
— Надеть плащ?
— Не надо. Тепло. Захвати бинокль.
— И резиновый круг возьмём. В случае чего…
— Заверни в газету кусок колбасы и хлеба.
— Мне не хочется есть.
— Но может захотеться. А не захочется — так дадим Твардовскому. Он, наверно, не ел на Луне колбасу, потому что там нет ни свиней, ни колбасных лавок!..
— Хорошо. Дадим ему, и тогда уж он не исчезнет.
— Почему?
— Да потому, что, кто съест колбасу, тот уже не сможет наколбасить. Ты слышала, чтобы кто-нибудь колбасил с колбасой?
— Нет…
— Ну так вот… Застегни мне сандалии, а то из-за этого круга мне не нагнуться.
— Так сними его на минуту…
За окном снова нетерпеливо закудахтала «курица»:
— Ко-ко-ко-ко, ко-ко-дак! Коко-дак!
— Разошёлся, будто яйцо снёс. Ну, ты готова?
— Готова.
— Тогда побежали.
Они выскочили на лестницу, хлопнув дверьми. Мигом слетели вниз, выбежали из сеней на двор. Здись привязывал длинную верёвку к ошейнику Азора.
— Чтобы не сбежал, как вчера, — пояснил он. — Может нам понадобиться.
— А где Андрей?
— Сейчас придёт. Мать у него штаны отобрала. Пришлось мне ему свои одолжить.
Скрипнула дверь, ведущая в сени, и показалась странная фигура без ног.
— Чудеса уже начинаются, — пискнула Кристя.
— Ещё нет, — возразил безногий человек голосом Андрейки и подошёл ближе.
Девочки внимательно поглядели на него и прыснули со смеху. На мальчугане была белая трикотажная рубашка, руками он прикрывал голый живот, а чужие штаны на длинных лямках свисали у него до пяток.