— Андрейка — тихий, спокойный и… А-а, держи этого прохвоста!
— Андрейку? Где?
— Да нет!.. Того, на спине… Вон там, правее!..
Не без труда вытащил я у него из-под рубашки огромного жука со страшными клешнями. Папа Андрейки, потирая укушенное место, ворчал, удивлённый:
— Откуда на яхте жуки?
— Думаю, — ответил я холодно, — что ты лучше сделаешь, если спросишь об этом своего сына.
— Да, верно, — тут же согласился он. — Но как его найти?
На горизонте уже показался знакомый берег, а на нём я рассмотрел мам, с замиранием сердца ожидающих нас.
Мы условились так: скажем им, что детей мы нашли, но что они обсушиваются и отдыхают после ночных злоключений в лесной сторожке и мы привезём их назад вечером…
Однако объяснить всё это было не так-то легко. Все три мамы хотели немедленно идти за своими чадами, приготовив для них одновременно конфеты и розги. С большим трудом удалось нам отговорить их, придумав для этого десяток всевозможных историй, между прочим, и историю о переправе через залив. Мы заявили, что преодолеем вплавь водную преграду, а детей на обратном пути перевезём через бухту лодкой, позаимствованной у лесника.
Ложь, даже если она исходит от сердца и пущена с самыми лучшими намерениями, чтобы смягчить кому-то чувство беспокойства и тревоги, — одним словом, любая ложь, как камень, падающий с горы, увлекает за собой другую ложь, а нередко — и целую лавину… С трудом удалось нам избежать печальной участи быть погребёнными под этой лавиной, но всё же удалось — благодаря тому, что мы со всех ног бросились к лесу…
В последнюю минуту я сумел как-то стянуть со стены большой монгольский лук со стрелами, а папа Андрейки прихватил с собой охотничье ружьё и сунул в карман горсть патронов. Вооружённые, таким образом, до зубов, мы провели на небольшой полянке под можжевельниками заседание военного совета.
«Солнце ещё не достигло зенита; сейчас одна минута десятого; следовательно, наши беглецы находятся в пути не больше двух часов: в семь — семь десять они ещё обстреливали камнями туристов из Залива Цапли. За два часа они смогли пройти около шести километров. Стало быть, если мы начнём патрулировать лесные просеки в семи-восьми километрах от Залива Цапли, то они уж наверняка не ускользнут от нас…»
Мы прочертили маршрут на карте, и задача, которую нам предстояло решить, показалась совсем лёгкой, потому что справа мы обнаружили на карте озеро, а слева — болотистую лесную речку без мостов, через которую Пятёрка Сорванцов, наверно, не сможет переправиться. На восьмом километре озеро от речки отделяли какие-нибудь 2,5–3 тысячи метров…
Мы немедленно двинулись в район предстоящих боевых действий, и на широкой просеке папа Андрейки свернул влево, а я — вправо. Через каждые полчаса мы должны были подавать друг другу сигнал постукиванием по дереву — так, как это делает дятел.
Я живо прочесал свой участок до самого озера, и сердце весело забилось у меня. Пострелята не пройдут здесь незамеченными. Широкая просека бежала через лес гладкой травянистой лентой. Даже кустов на ней не было. С небольшого возвышения открывался вид на весь мой участок, исключая крутой берег озера. Кто же, однако, имея перед собой задачу уладить некоторые вопросы, связанные с властью над миром, и желая, несмотря ни на что, пообедать дома (я знал, что у них нет запасов), выберет такой трудный маршрут!
Для успокоения совести я время от времени подбегал к берегу, однако на песчаных оползнях не было видно никаких следов…
Я был настолько уверен, что вот-вот увижу идущую гуськом Пятёрку Сорванцов, что даже Паршивая Лень осмелилась вылезти из-за моей спины и начала уговаривать меня, чтоб я лёг на траву и отдохнул. Я сделал вид, что послушался её, снял даже с шеи лук и нежданно-негаданно угостил им Паршивую Лень. Она убежала, ворча и грозя, что никогда больше ко мне не вернётся.
Проходили часы, отмеченные условным постукиванием. Солнце уже катилось по чубам самых высоких сосен, а потом медленно начало скатываться по ветвям, и снова, как утром, надежда вдруг решила покинуть меня, а беспокойство, точно голодный волк, подкрадывалось всё ближе и ближе, прячась за деревьями.
В три часа я съел остатки хлеба с сыром, взятые из дому. В четыре я уже не мог оставаться на месте и беспрерывно маршировал по просеке с луком в руке и стрелами за поясом. В пять часов, начиная от берега озера, через каждые несколько метров я начал оставлять пионерские знаки, что, как известно, означает: «Беги быстрей!» У меня была уверенность, что Данута не пройдёт спокойно мимо них, её заинтересует, куда ведут эти знаки. Оставляя за собою такие вот следы, я дошёл до папы Андрейки, который, чтобы хоть немного развлечься, собирал в полевую сумку разных жучков. А было их у него уже штук сто; они расползались в разные стороны, удирали, но он хватал их и тут же водружал на прежнее место.