— Пионерам водку давал!
— Он очень невежливый, грубый, — вставил Андрейка.
— И зачем только мы вообще его с Луны стянули?
— Он сам слез. Я без всякой задней мысли поглядела в бинокль!
— Послушайте! У меня — идея! — воскликнул Здись.
— Тише, а то он ещё услышит…
— Идея! Как только месяц начнёт всходить, мы притянем его лучи биноклем и отправим по ним Твардовского снова туда, откуда он пришёл…
— Я могу направить бинокль на Луну, но кто-нибудь должен переправить его туда. Сам ведь он наверняка не пойдёт.
— Я это сделаю. Нет никого среди вас сильнее меня.
— А если он и тебя прихватит с собой?
Здись посмотрел на лес. Небо на востоке посветлело, а верхушки деревьев стали ещё более чёрными.
— Мало у нас времени, — проворчал Здись. — Если он и меня прихватит, — плохо дело. Но нельзя же такого типа оставлять на Земле. Слышала, как он кричал, что у крестьян землю отберёт, что будут они на него вкалывать?
— Слышала… Если он тебя похитит, то ты уж там навсегда останешься, — произнесла Данка, и голос её дрогнул.
— Я не хочу, чтобы он тебя похищал, — всхлипнула Кристя.
— Чего плачешь? Вы же сами мне говорили, что сейчас строится ракета, которая полетит на Луну. В случае чего пусть оставят одно место в ней, чтоб меня потом взять обратно.
— А как же ты будешь там учиться?
— Самостоятельно. По книгам.
— Но у тебя ведь нет их с собой.
— Вышлете по почте.
— Так там, наверно, нет почтальонов.
— Почту всюду получают, почта куда угодно доходит. — Здись нетерпеливо махнул рукой. — Если будете столько болтать, то ничего из этого не выйдет. Глядите…
Небо светлело всё больше и больше. Широкое полукружье, излучавшее блеск, гасило низкие звёзды.
— Здись…
— Хотите, чтобы Твардовский со своими дьяволами всякие штучки на Земле выкомаривал?
— Давай попрощаемся, Здись!
Девочки поцеловали его, а Андрейка крепко, по-мужски пожал протянутую Здисем руку.
— Ну что же, отойдите немного, чтобы вам удобнее было наводить бинокль, а я его сейчас позову… Пан Твардовский!
Здись вскарабкался по стволу поваленной ели и встал между корнями, на самом верху. С этого места уже хорошо была видна полоска выплывающего из-за леса месяца — холодная и острая, как бритва. Здись неожиданно почувствовал резкую, щемящую боль в сердце: ведь вполне может статься, что он последний раз стоит среди леса, что уже через минуту-другую он очутится между голыми скалами, на которых не растут ни деревья, ни трава, по которым не бегут ручьи, не текут реки. А может быть, вернуться, убежать? Время ещё есть…
— Ты звал меня, ваша милость? — спросил Здися чародей, появившись неожиданно совсем рядом.
— Да, я звал пана…
— Хотел что-нибудь мне сказать?
— Да, именно так… С этого места хорошо виден лес вокруг, и как месяц всходит, тоже видно…
Здись понемногу преодолевал охвативший его страх. Он злился на самого себя, за то, что струсил, что ещё минуту назад готов был позорно сбежать. А теперь, вместо того чтобы сказать Твардовскому всю правду в глаза, он расписывает какие-то картинки с великолепными пейзажами.
— Третий раз всходит Луна, начиная с того часа, как вы пришли на Землю, — снова заговорил Здись, но уже более твёрдо и решительно. — Мы сперва думали, что нам предстоит интересное развлечение и, главное, мы принесём пользу людям. Однако ничего из этого не вышло. Вы сделали нас Рыцарями Серебряного Щита, но затем изменили нам, отдали чертям…
— Ты прав, — прервал чародей Здися и положил ему руку на плечо. — Ты прав, — повторил он ещё раз. — А что касается возведения вас в достоинство Рыцарей Серебряного Щита, то ведь это просто так, только чтобы вас ободрить…
В эти минуты Твардовский был совсем не таким, как всегда, своё бледное лицо он обратил в сторону серебристого месяца, выползающего из-за леса.
— Здесь, в Польше, многое изменилось. Когда-то меня высмеивали за то, что я открыл серебряные копи в Олькуше и строил мост через Ниду или запруду. Но зато восхищались мною, когда я ездил верхом на петухе, проделывал всякие волшебные штучки. Наверно, плохо я сделал, что на сей раз начал с волшебства. Ведь как-никак, а я учился в трёх университетах, мог бы…
— А зачем вы Тройной Клад пытались пустить в дело, зачем это жульничество с цирографом? — возбуждённо спрашивал Здись.
Твардовский махнул рукой.
— Слишком долго объяснять. Всё это — глупости из старых сказок. Люди в Польше за те четыреста лет, что я просидел на Луне, ужасно изменились. Видишь ли, парень… — Твардовский вдруг запнулся и стал внимательно глядеть на месяц, который начал-приближаться, расти, валиться с ночного неба. — Ах, вот оно что: стало быть, вы решили притянуть к Земле мой пустой дом, — печально и огорчённо добавил он. — Хотите, чтобы я ушёл…