— Пора подниматься, парень, — сказал он. — Больно дорого ты мне обходишься.
— Дорого?
— Думаешь, Ариана и ее мать задаром с тобой возятся? Если ты пролежишь еще немного, то разоришь меня вконец.
— Мне очень жаль. Правда. Я все верну.
— Из каких это средств? Твой кинжал я уже продал.
— Оставь его, Лло. — В поле зрения Лемфады появилась пожилая женщина. — Он еще не готов — пройдет несколько дней, прежде чем он сможет встать. Иди-ка отсюда.
— Под дождь, что ли? И не подумаю — больно уж вкусно тут у тебя пахнет.
— Тогда веди себя как следует. — Женщина приложила мозолистую ладонь ко лбу Лемфады. — Жар спадает — это хорошо. — Она улыбнулась юноше. — Некоторое время ты будешь чувствовать слабость, но потом силы вернутся к тебе.
— Спасибо вам, госпожа. А где та… другая?
— Ариана охотится и сегодня уж не вернется — будет пережидать бурю. Увидишь ее завтра.
— Скажешь тоже, несколько дней, — проворчал Лло. — У него вон уже девушка на уме. Влей в него немного супу, и он к ней посватается.
— Почему бы и нет? — усмехнулась женщина. — К ней уже все сватались, кроме тебя, Лло Гифе.
— Мне женщина ни к чему, — заявил Лло. Знахарка засмеялась, и он покраснел.
Лемфада снова заснул, а когда проснулся, буря уже миновала. Его, кажется, кормили с ложки, но помнилось ему это смутно, и есть хотелось зверски. Он сел и сморщился от острой боли в спине. Девушка, стоя на коленях у очага, высекала огонь. Тонкая струйка дыма вскоре вознаградила ее усилия, и Ариана, нагнувшись еще ниже, раздула пламя. Лемфада не мог оторвать глаз от ее бедер, обтянутых тугими замшевыми штанами.
— Нехорошо так пялиться на женщин, — не оборачиваясь сказала она.
— Откуда ты знаешь, что я на тебя смотрю?
— Когда ты сел, кровать скрипнула. — Девушка гибким движением поднялась и придвинула стул к постели. Волосы у нее были медового цвета, глаза темно-карие, губы полные, улыбка чарующая. — Ну? — спросила она.
— Что «ну»?
— Как товар, годится?
— Не понимаю.
— Ты меня разглядывал, как племенную телку.
— Извини. — Он отвел глаза. — Обычно я себе такого не позволяю.
— Ничего, я не обиделась. — Она засмеялась и взяла его за руку. — Меня зовут Ариана, а тебя?
— Л-л… Лемфада.
— Ты как будто не совсем в этом уверен.
— Просто раньше меня звали Лаг, а теперь у меня настоящее имя, мужское.
— Ты хорошо выбрал — Лаг тебе совсем не подходит. Почему ты убежал?
— Меня продали герцогу, и я решился на побег. Где это я?
— В Прибрежном лесу. Лло Гифе принес тебя к моей матери. Ты был еле жив. Зря он вытащил стрелу — ты чуть не истек кровью.
— Не знаю, зачем он меня спас. Похоже, ему со мной одни хлопоты.
— Не беспокойся об этом. Лло — человек непредсказуемый, его не поймешь. А что ты умеешь делать?
— Стряпать, убирать, ходить за лошадьми. Еще на флейте играю.
— А охотиться, шить одежду, работать по дереву?
— Нет.
— С глиной обращаться?
— Тоже нет.
— В травах разбираешься? Амариан от дезарты отличить можешь?
— Боюсь, что нет.
— Трудно же тебе придется в жизни, Лемфада. Похоже, проку от тебя, как от дохлого воробья.
— Я научусь. Ты покажешь мне, как все это делается?
— Думаешь, мне больше делать нечего?
— Нет, не думаю, но все-таки…
— Там видно будет. Есть хочешь?
— Очень, — признался он.
Ариана принесла ему холодной оленины и сыру, а сама взяла лук и колчан.
— Ты куда?
— Не видно разве? Цветочки собирать.
Когда она ушла, Лемфада откинул одеяло, поискал взглядом свою одежду и прошлепал босиком к очагу. Его штаны и рубашка висели на спинке стула; их выстирали и аккуратно зашили проделанную стрелой дыру. Одевшись, он сел у огня. Ноги еще подкашивались. Он подложил дров в очаг. В памяти всплывали ужасы побега и ощущение от стрелы, ударившей ему в спину, точно молотом.
Итак, его спас Лло Гифе, человек, к которому он и шел, но он, Лемфада, как верно заметила Ариана, мало что может предложить вожаку мятежников. Он чувствовал себя глупым, хуже того — никчемным. Дверь в комнату отворилась, впустив холодный воздух, и голос Нуады сказал:
— Как быстро все заживает у молодых. Доброе утро.
— Я тебя помню… как во сне, — улыбнулся Лемфада. — Ты сидел у моей кровати. Нуада, верно?
— Да. Я вижу, тебе гораздо лучше, но погоди пока резвиться. Тебе было худо, очень худо. Ариана сказала, что тебя зовут Лемфада. Хорошее имя. Рыцарь Габалы, да и только — один из первых, кажется.
— Да, я тоже так слышал. Ты кто, мятежник?
— Пожалуй, что так, — хмыкнул Нуада. — Боюсь только, что мне не дано вселять ужас в сердца королевских солдат. Сказители редко бывают воинами.
— Значит, ты сказитель?
Нуада поклонился и сел рядом с ним.
— Да. Возможно, лучший во всем королевстве.
— Много ли историй ты знаешь?
— Несколько сот. Когда окрепнешь, приходи в дом собраний — я выступаю там каждый вечер. Я стал здесь знаменитостью, и люди приходят со всего леса, чтобы послушать меня. Будь у них деньги, я бы разбогател.
— Расскажи мне про рыцарей Габалы.
— Это длинная история, лет на двести. Может, скажешь поточнее? Например, про Лемфаду?
— Расскажи про Оллатаира.
— Ага, предпочитаешь что-то поновее. Знаешь ли ты, откуда взялись эти рыцари?
— Нет. Они тоже были мятежниками в свое время?
— Не совсем. Орден основал в 921 году тогдашний король Альбарас. Рыцари были судьями: они объезжали всю страну и улаживали споры от имени короля. В 970-м, во время Великого Мятежа, они спасли короля от гибели и переправили его в Цитаэрон. Вернувшись с триумфом в 976 году, он даровал рыцарям земли для строительства цитадели и сделал их неподвластными королевским законам. При этом они остались судьями и продолжали объезжать все девять провинций нашего государства. Их честность была безупречной. С течением лет орден принял обет бедности, чтобы сохранить свою неподкупность, и обет безбрачия, чтобы семейные обстоятельства не могли повлиять на выносимые им решения. Быть избранным в число рыцарей считалось большой честью, но за это приходилось дорого платить.
— А что же Оллатаир? — спросил Лемфада.
— Терпение, мальчик. Все рыцари избирались Оружейником ордена. Когда один из них умирал или погибал, Оружейник отправлялся в путешествие, чтобы найти ему замену.
— Почему Оружейником? Разве он не был служителем рыцарей?
— Он был их отцом. Он снабжал их волшебными доспехами — не только стальными, но и духовными. Он же и возглавлял орден. Последним Оружейником был как раз Оллатаир.
— Что же случилось с рыцарями Габалы?
— Этого никто толком не знает. Известно только, что король послал к магистру Самильданаху гонца, прося его об услуге особого рода. И рыцари, выполняя эту просьбу, будто бы отправились в царство демонов, чтобы сразиться со злом для блага людей. Не знаю, что с ними сталось. Это был первый год правления нового короля. Быть может, он велел отправить их, поскольку они решили несколько дел не в его пользу. Или подослал к ним наемных убийц. Может также статься, что они бежали в другую страну. Но какой бы ни была их судьба, Оружейника Оллатаира король бросил в тюрьму, где он и умер. Почему этот умерший чародей так интересует тебя?
— Просто так, — солгал Лемфада.
— Эти рыцари очень пригодились бы сейчас нашей стране.
— Только их нам и не хватало, — насмешливо ввернул вошедший Лло Гифе. — Доблестные рыцари в блестящих доспехах! Уж они-то мигом свергли бы короля.
— Они были больше чем рыцари и отважнее чем герои, — сказал Нуада. — Не смейся над ними.
Лло протянул руки к огню.
— Вы, поэты, не признаете того, что есть на самом деле. Вечно все приукрашиваете. Ты приходишь сюда в поисках предводителя мятежников, а находишь ставшего разбойником кузнеца. Вот это и есть действительность. Твои рыцари были обыкновенными людьми — жадность, похоть и отчаяние были им знакомы не хуже, чем нам, грешным. Не делай из них богов, Нуада.