Бо́льших буржуев нельзя было бы найти в целой России, как по состоятельности, так и по складу жизни и по политическим воззрениям.
Вот почему войсковой круг и высказывался так отрицательно по отношению к тенденциям большевиков и их образу действий.
Чем же объяснить тогда те явления, которые наблюдала армия во время краткого своего пребывания на Дону?
Почему же сама идея создания армии, стремившейся к продолжению войны с немцами, чего требовал и войсковой круг, не нашла отклика в казачьих умах? Почему та же армия, уже защищавшая Дон от вторжения большевиков с величайшим самопожертвованием, встречала безразличное, а иногда и прямо враждебное к себе отношение казаков?
Что же было неверного в этих соображениях, которые и привели генерала Алексеева и его сотрудников к мысли о Доне, как наилучшем месте для сбора армии?
Все эти соображения были верны, но жизнь внесла свои поправки и пошатнула их основательность.
Прежде всего, вернувшиеся на родину фронтовики-казаки устали от продолжительной войны с немцами, а кони их посбились.
Донцы после тяжкой дороги прибыли наконец домой и мечтали о полном отдыхе и об устройстве своих личных дел, потерпевших урон за их долговременное отсутствие.
Новая война их совершенно не прельщала, несмотря на торжественные заявления войскового круга.
Затем, казаки только что вернулись с фронта, где ясно выразилось нежелание русского простолюдина продолжать военные действия. За войну высказывались только офицеры и вообще интеллигенция. Значит, надо еще силой заставить москалей идти воевать? Значит, нужна еще особая домашняя война? Но что для казака война, на которой нельзя получить добычи. Не грабить же своих? А без добычи для казака война не война.
А тут еще колоссальная пропаганда большевиков, совершенно извращавших цели и задачи Добровольческой армии.
Собираясь в Донской поход, большевики засыпали казаков своей литературой. Они обещали казакам, что их не тронут. Они заявляли, что казачьи демократические учреждения вполне подходят к социалистическим учениям, а потому большевики не будут вмешиваться во внутренние дела казаков.
Вся задача большевизма на Дону, говорили они, это уничтожить кучку офицеров и буржуев, мечтающих о монархии, а затем мы уйдем.
– Будьте нейтральны, – твердили большевики, – и останетесь нами довольны.
И подавляющее число казаков решили оставаться нейтральными.
Пусть подерутся, и мы посмотрим. Наше дело – сторона.
Этот нейтралитет и был неожиданностью для создателей армии, и поставил добровольцев в тяжелое положение.
Но этот нейтралитет был ненадежным. Он не мог продолжаться долго. Зная большевистских вождей, можно было с уверенностью заранее предрешить, что казаков обманывают, что их хотя и демократические учреждения, но выросшие на русской почве, совсем не по сердцу большевикам-интернационалистам, что они учреждения эти уничтожат или подгонят под свою коммунистическую линейку с полной беспощадностью.
С другой стороны, было ясно, что казаки этого обмана не простят, что их природная свобода покажется раем в сравнении со страшным государственным гнетом большевизма и что все эти явления будут иметь своим последствием – восстание казаков против их угнетателей.
Генерал Л.Г. Корнилов
Так, постепенно, шаг за шагом, разъяснялся мрачный горизонт перед глазами добровольческих вождей.
Ошибки не было, надо только переждать неминуемые события.
Где же ждать, чтобы быть под рукой в случае необходимости?
Решено было вести обе армии, – и Добровольческую, и казачью, – в южные безлюдные степи на границах Донской области, Астраханской и Ставропольской губерний.
Там, вдали от железных дорог, легко было бы отбиться от большевиков, чувствовавших себя неуверенно без броневых поездов.
Без дорог, без тяжелой артиллерии силы бы сравнялись.
В маневренной войне большевики теряли все свои преимущества, а добровольцы выигрывали, имея искусных и опытных вождей.
Армии должны были следовать дорогами, параллельными друг другу, но разными, чтобы не обременять чрезмерно население и продовольствием своим, и средствами передвижения грузов.
Все, казалось, предусмотрено. А если не удастся?
– Если нужно, – сказал Корнилов, – мы покажем, как должна умереть русская армия.
XI. Тревога
Через день армия выступила из Ольгинской.
Первый переход, около двадцати пяти верст, прошел без всяких приключений, и добровольцы остановились ночевать в станице Хомутовской.