Рано утром, кто еще спал, кто умывался, вдруг: трах, трах.
– Что такое?
«Та-та-та…» – ответили пулеметы, и свинцовые шмели зажужжали по станице.
Выскочили на улицу.
По направлению от противника шел разъезд конного дивизиона.
– Что, щеголи, проспали? – посыпались насмешки добровольцев.
Несчастные щеголи, в рваных полушубках, благоразумно промолчали. Нужно было видеть их истрепанных коней, чтобы понять, в чем дело.
Беглым шагом вышли дежурные роты офицерского полка и рассыпались в цепи перед станицей. Впереди мелькала белая папаха командира полка генерала Маркова.
Снаряды сыпались на станицу, как из мешка. Пулеметы подвигались все ближе и ближе.
В обозе суета. Спешно запрягают коней; те пугаются выстрелов, бросаются, путаются в постромках. Начальство ругается. Вот выдвинулся санитарный обоз; на рысях прошел политический отдел.
«Бум, бум, бум», – заговорили наконец и добровольческие трехдюймовки.
На душе сразу стало легче.
Пулеметы противника стыдливо умолкают. Попали, значит, в самый раз.
Вышел из станицы артиллерийский парк, и потянулось интендантство.
Ружейная пальба удалялась. Противника, видимо, отгоняли, но артиллерийский огонь усилился. Обстреливали выход из станицы, где поневоле группировались повозки.
По счастью, у большевиков не было гранат, и они обстреливали станицу шрапнелями, поставленными на удар, и тем же способом, к удивлению, крыли и дорогу.
Снаряды зарывались глубоко в подтаявшую землю, и площадь поражения была ничтожной.
Тут оправдалось верное правило для движения обоза – идти по дороге в линию. Действительно, на самую дорогу не попал ни один снаряд; все ложились справа и слева.
Ранены были и то всего несколько человек, те, которые из боязни обстрела сворачивали с дороги.
Бой смолкал, и обоз быстро двигался по направлению к станице Кагальницкой.
Но впереди – переход через железную дорогу – Донскую ветку.
А что, если большевики окончательно проспались и выслали наперерез броневые поезда?
Кругом голая ровная степь – ни кустика, ни ложбинки. Ясный день.
Переезд через железную дорогу один – никуда не сунешься.
Перестреляют, как куропаток.
Послали вперед конницу – взорвать справа и слева от переезда железнодорожный путь: хоть не так близко подойдут броневики.
Чу, выстрел, другой, третий. Впереди.
– Попались.
Промчался Корнилов со своим штабом и текинцами.
– И куда скачет? Непременно надо ему влезть в самую кашу.
Обоз остановился. Легко раненные и обозные из добровольцев приготовляли винтовки и укладывали поближе патроны.
Томительное ожидание длилось полчаса.
Перестрелка смолкла. Ложная тревога.
Авангард, состоявший из молодежи – партизан, забавлялся расстреливанием телеграфных стаканчиков, чтобы прервать линию.
За эту забаву получили несколько, но крепких слов.
Большевики еще не проспались и ограничились посылкой конного отряда с батареей для восстановления связи с противником.
Этот отряд и атаковал Хомутовскую.
Других войск, наперерез хода армии, послано не было, что и спасло добровольцев.
Большевики потеряли удобный случай для нанесения жестокого удара армии, не имевшей иного пути, как через линию железной дороги у станции Злодейской.
Два броневых поезда, слева и справа, могли бы если не закрыть совсем пути, то, во всяком случае, нанести тяжелое поражение армии с таким обозом.
Случай был потерян.
Но с тех пор армия, за исключением крайней необходимости, не переходила железную дорогу днем.
XII. Обоз. Первый грабеж
В этот день впервые держал свой боевой экзамен и обоз. И надо сказать, выдержал его недурно.
Обоз, по сравнению с армией, был огромный, около 500 повозок, и тянулся, при подборе, версты на три, а в конце перехода верст на пять.
Армия, не имея никаких баз впереди, должна была везти с собой все. По дороге нельзя было ни на что рассчитывать, так как настроение населения было неопределенным. Брать же силой, и тем еще более возбуждать против себя казаков, было бы недальновидным.
На первых переходах возили с собой не только печеный хлеб, но даже зерновой фураж и прессованное сено.
Потом оказалось, что за деньги можно было получить эти продукты беспрепятственно, в особенности в более южных станицах.
Но тогда свободных повозок все-таки не оказывалось, а приходилось число подвод все увеличивать и увеличивать, так как с продвижением армии вперед росло, к сожалению, и число раненых. Оставлять же раненых по станицам, как приходилось делать потом, считалось невозможным. Противник с невероятной жестокостью добивал всех, кто попадал в его руки.