Такой огромный обоз был, конечно, большой обузой для армии. Но он был бы мертвым ее камнем, если бы не представлял некоторых отличий от обыкновенного военного обоза.
Все знают особый термин – «обозная паника». Такая обозная паника в некоторых армиях была даже причиной жестоких поражений, когда обезумевшие от страха обозы неслись на строевые части, сминали их, запружали и ломали на своем бешеном ходу мосты, гати и т. п.
Сегодня все данные для паники, и не только для обозных, были налицо.
Противник под прикрытием ночи подошел к Хомутовской совершенно незаметно.
Конное охранение прозевало. Лошади были заморены, и разъезды высылались неаккуратно, да и части жались к станице.
Большевики подкрались почти к самому селению и сразу открыли сильный артиллерийский и пулеметный огонь.
В станице еще спали.
Полусонным людям все представляется в преувеличенном виде, и легко было бы ожидать прямо повального бегства обозных куда глаза глядят.
Ничего подобного не наблюдалось, наоборот, во всех обозах, кроме интендантского, замечалась лишь спешная запряжка и погрузка; но все свое имущество обозы вывезли, никаких крупных поломок не произвели и нигде дорогу не забивали.
Только начальник интендантского транспорта, подполковник X., не дождался нагрузки своего обоза и уехал вперед; а без него некоторые грузы оставили и пришлось потом досылать за ними подводы из Кагальницкой.
В тот же день он был смещен с должности.
Порядок в обозе соблюдался потому, что за этим строго следили все власть имущие, начиная с генерала Алексеева. Генерал по болезни не мог ехать верхом и следовал с обозом. Затем и сами обозные состояли по большей части из казаков, видавших виды, и из гражданских чинов, служивших в армии.
Там можно было видеть на кучерском месте и полковника с ранеными ногами, и профессора Донского политехникума, и члена Государственной думы.
Вот подобным составом возчиков только и объяснялось то, что обоз, выросший потом до 1500 повозок, не задушил армии.
На этом же переходе генерал Корнилов показал, что он может быть не только любимым, но и строгим вождем.
У ворот железнодорожной казармы доброволец режет петуха.
Корнилов проезжает мимо.
– Стой. Откуда взял? Купил?
– Никак нет, ваше высокопревосходительство.
– Что? Украл? Ограбил? Арестовать и под суд.
А доброволец был занятный. Красавец собой, безумно храбрый в боях, он известен был еще и по своему подвигу во время московского восстания.
Пулемет, направленный от храма Христа Спасителя на Пречистенку и запиравший подход с этой стороны к Кремлю, бездействовал. Всех, кто пытался подойти к нему, сейчас же убивали.
Офицер, сегодняшний грабитель, все-таки бросился к пулемету и хладнокровным, метким огнем отогнал нахлынувшую было толпу большевиков.
Офицером этим была дочь титулованного генерала – женщина-прапорщик, говорившая о себе всегда в мужском роде[3].
Бросились к командующему и умоляли отменить приказ.
Корнилов был непоколебим.
– За воинскую доблесть – честь ему и слава, а за грабеж – петля. Вы не понимаете, что вы делаете, – добавил Корнилов. – Армия ничтожна по своим размерам. Но я скую ее огнем и железом, и не скоро раскусят такой орех. Если же офицеры начнут грабить, то это будет не армия, а банда разбойников.
Произвели расследование.
Прапорщик откровенно рассказал, что в Хомутовской станице он уже поголодал, запоздал по службе, а когда приехал, армия уже все съела. Петуха он взял даром, но с удовольствием заплатил бы деньги; только в казармах не было ни души.
Свидетели все подтвердили.
Нашли: принимая во внимание смягчающие обстоятельства, грабителя следовало бы разжаловать в рядовые, но ввиду боевых заслуг можно наказание понизить до ареста.
Командующий, выслушав доклад, покачал головой, но утвердил его.
Тем не менее и окрик командующего, и его разговор с ходатаями стали известны армии и произвели прекрасное впечатление. Любители легкой наживы поняли, что Корнилов шутить с ними не будет.
Когда к армии стали приставать по дороге под видом добровольцев разные проходимцы, случались не только кражи, но и насилия.
С виновными Корнилов был беспощаден и без всяких колебаний утверждал смертные приговоры военно-полевого суда.
Все добровольцы платили наличными деньгами за выпитое и съеденное, и даже прибавляли хозяйкам за хлопоты.
Вообще в армии старались поддерживать порядок, возможно строгий, насколько позволяли условия вечно походной жизни. Начальников, не сумевших справиться с порученным им делом, Корнилов немедленно увольнял, невзирая на прежние заслуги.
3
Имеется в виду баронесса София Николаевна де Боде, выпускница Смольного института 1914 г. В 1917 г. вступила в женский ударный батальон, училась на офицерских курсах и была произведена в прапорщики. Во время Октябрьских боев 1917 г. в Москве командовала ротой юнкеров, была ранена, позже вступила в Добровольческую армию и погибла в бою в марте 1918 г. (