– Отчего погибла царская Россия? – говорил Лавр Георгиевич. – От безвластия и произвола. Всякий делал что хотел. Никто из высших не наказывался не только за проступки, но даже за преступления. Низших суд миловал. Законы не применялись. Внедрялась полная анархия. За последнее время Россия была не государством, а просто толпой людей, не признававших никакой власти. Если мы хотим создать новую Россию, то прежде всего мы должны завести у себя порядок и законность. Нашей страной смогут управлять только те, которые сумеют искоренить анархические страсти во всем народе, сверху донизу. Это бесконечно трудная задача, и для выполнения ее требуется безграничная воля, неумолимая настойчивость и непреклонная решительность.
XIII. Черноземная грязь. Походная жизнь. Изменение плана
По дороге от станицы Кагальницкой на Мечетинскую и Егорлыцкую ничего особенного не произошло.
Но переходы эти были невероятно мучительны. Днем, на солнце, сильно таяло, и черноземная дорога превратилась в вязкое, невылазное болото. Улицы в селениях сделались совсем непроходимыми.
И лошади, и люди прямо выбивались из сил. Повозки были нагружены тяжело для сокращения обоза. Приходилось разгружать, временно оставлять одни повозки на топких местах, а коней припрягать к другим, да и самим впрягаться, чтобы только вывезти воз из котловины.
Между тем черноземная грязь невероятно липкая. Ступишь ногой в сапоге; вытянешь, – нога босая; тащи сапог, да еще обеими руками.
Переходы большие – 25—30 верст. Станицы огромные – 10—15 тысяч жителей, но расположены редко, и хуторов по дороге мало. Измучились кони – ночуй на дороге в мороз, голодный и под леденящим ветром.
Все это приходилось переносить, и переносили без ропота и жалоб люди интеллигентные, состоятельные, избалованные, не привыкшие обходиться без прислуги.
Денщиков на походе не было. И генерал, и рядовой делали все сами. Утром встал, пои и корми коня; вычисти его, а скорее вымой, потому что и кони, и люди напоминали собой крокодилов, вылезших из тины.
Вычисти и самого себя, чтобы людей не пугать.
Наскоро закусил, уже кричат:
– По коням!
Днем дела, походная служба; пожуешь чего-нибудь на ходу, покормишь коня у стога.
Пришел на ночлег – обряди коня. Вычистил винтовку, ступай по начальству за приказаниями на другой день. Вернулся – опять к коню. Поел и только что разоспался, будят: твоя очередь коней караулить; прозевал – сведут коней; народ кругом без всякого начальства страшно избаловался.
И так изо дня в день. Поэтому приказ о дневке встречался с полным восторгом. Можно и доспать бессонные ночи, и починиться, смазать сапоги и сбрую, вообще привести себя хоть в некоторый порядок.
О том, что происходит на белом свете, до добровольцев не доходило. Редко когда попадет в руки большевистская газета, тогда узнают о чем-нибудь, да и то в перевранном виде.
Зато слухов было сколько и каких угодно. Эти слухи и служили иногда очень плохую службу.
Дошел до армии слух, будто на Кубани казаки, приняв советскую власть, уже раскаиваются в этом и жаждут освобождения.
Добрые слухи всегда воспринимаются охотно и проверяются не так тщательно, как следовало бы.
Штаб положился на пресловутую контрразведку и поручил ей проверить слух.
Контрразведка проверила будто бы и докладывает: слух верный; на Кубани, как везде в России, ждут не дождутся каких-нибудь чужих избавителей.
Корнилов собрал совет.
Долго спорили и обсуждали.
Одна сторона требовала соблюдения соглашения с генералом Поповым и отрицала возможность столь быстрого перерождения казаков; другие настаивали на необходимости немедленно повернуть на Кубань, рассчитывая усилить армию недовольными казаками.
Второе мнение одержало верх. Решили уведомить немедленно генерала Попова о новых намерениях и пригласить его присоединиться к добровольцам.
Генерал Попов настаивал на первоначальном соглашении и отказался следовать с добровольцами по одному пути.
Пошли на Кубань одни, кратчайшей дорогой к кубанской столице – Екатеринодару.
Туда еще ранее был послан генерал Эрдели для вербовки добровольцев; по достоверным сведениям, Екатеринодар занят еще войсками кубанского казачьего правительства и успешно отбивается от большевиков.
По дороге решили заглянуть также в Ставропольскую губернию, в село Лежанку, которое было очагом большевизма, влиявшим и на Донскую область. Там рассчитывали добыть снарядов, по старой памяти о первом добровольческом орудии, ухваченном из Лежанки в декабре.
XIV. Иногородние