«Обструкция» – вот единственный лозунг, за которым последовали все: и старые и малые, и либералы и консерваторы.
– Без нас, – думали они, – большевики через неделю провалятся.
Положение большевиков было действительно тяжелым. Но, зная прекрасно русских людей, большевики решили – подождем, сами придут, – и объявили приказ: кто для нас не работает, тот не ест.
Тем временем на ответственные места они назначили интеллигентов из своей партии, а на второстепенные должности брали первого попавшегося и широко использовали один своеобразный элемент – уголовных преступников. Большевики понимали, что преступники не могут быть орудием даже их строительства или органами нормального административного управления. Но для выполнения первых практических задач большевизма, то есть для разрушения всего прежнего социального строя, для истребления «врагов народа» – буржуев, этот общественный отброс был незаменим.
Преступники были не теоретическими, а практическими борцами против правовых и экономических идеалов современной жизни. Их преследовал буржуазный строй, и они ненавидели все орудия государственной власти: полицию, суд, тюремное и всякое другое начальство, а также, конечно, и всех ими обворованных и ограбленных.
Большевики провозгласили лозунг: «Грабь награбленное!»
Где же найти лучших исполнителей этого приказа, как не в среде привычных грабителей?
Преступники были смелы, решительны, сметливы, а главное, беззастенчивы и беспощадны при исполнении возложенных на них приятных обязанностей.
Их не могла тронуть никакая, самая жалостная мольба, и они хохотали над бессильными слезами своих беззащитных жертв.
Недолго продолжалась, однако, обструкция интеллигенции. Голод смиряет даже бурных, полных жизни и энергии диких животных. Можно ли было ожидать продолжительной борьбы со стороны мягкотелого, безвольного русского интеллигента, совершенно неприспособленного к суровым условиям ручного труда, от которого он думал получить средства к жизни.
Общество сдалось и покорно стало под ярмо большевизма.
Но не все же попали в эту беду?
Сотни тысяч русской интеллигенции, наиболее предусмотрительных людей, бежали отчасти еще при Временном правительстве с севера на юг. Вся Украина, казачьи области, Дон, Кубань и Терек, Крым, Новороссия, Бессарабия были переполнены беженцами. Не только гостиницы и меблированные комнаты, но все частные свободные дома и комнаты брались нарасхват.
Этих беглецов гнали тогда в хлебородные места все возраставшая дороговизна на севере и всеми сознаваемая, неминуемая опасность полного голода и холода.
Население южных городов возросло вдвое, а в некоторых местностях, как, например, в Крыму, даже втрое.
Беженцами были наиболее энергичные, подвижные и, наконец, самые состоятельные люди, а потому от них и можно было ожидать известной прозорливости или просто хотя бы сознательного отношения к логике событий.
Когда грянул большевистский гром, все эти беженцы были некоторое время вне досягаемости большевистской власти. Но близкая опасность уже угрожала и этим областям России.
Раздался призыв генерала Алексеева.
Если интеллигенция, сместив царя с престола, уже охладела к самой идее – продолжение войны с немцами, то можно было ожидать, что у нее остался хотя инстинкт самосохранения.
Если основатели Добровольческой армии ошиблись в своих надеждах, приняв теорию за факт, то все-таки они могли ожидать, что все, способные держать винтовку, устремятся под их знамена хотя бы из чувства самозащиты.
Генерал М.В. Алексеев
Ведь ясно же было, что Добровольческая армия не могла уйти на фронт, не обеспечив себе тыла. Не могли же люди думать, что добровольцы пройдут Украину и не оставят там достаточно сил для сохранения в ней полного порядка.
Никто не сомневался в том, что война будет на два фронта, внешний и внутренний, – для самозащиты армии.
Увеличивая собой силы армии, беженцы тем самым способствовали бы ей и в охране местности, где жили их семьи, где хранились остатки их последнего добра.
Ни местная интеллигенция, ни приезжие не хотели ничего слушать.
– Большевики падут сами, – вот единственный ответ, который слышали основатели Добровольческой армии.
– Но ведь и карточный домик стоит, пока на него не дунут, – возражали добровольцы. – Помогите нам дунуть, встряхнуть их.
Этого простого соображения не желали понимать и затыкали уши.
Обманули надежды и на офицеров фронта. Около 30 тысяч офицеров скопилось в одном Киеве, а через местную организацию Добровольческой армии прошли лишь сотни.