— Слава Богу, ты не убил его! — сказал Эдмунд Уилкс, выходя из толпы и садясь на кровать рядом с Майлзом.
— Да, — согласился Майлз. — Благодарение небесам!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Если Майлз воображал, что единственная победа над врагом искоренит зло, против которого он боролся, то он страшно ошибался. С несправедливостью не покончишь одним ударом. Это было только начало. Майлза ждали куда более жестокие бои, и только пройдя через них, он сможет сказать: «Я победил».
В первые дни после схватки бакалавры заметно притихли, уязвленные падением своего вожака, а рыцари розы столь же заметно укрепили свои позиции. Сразу же после драки исчезла ненавистная бадья, которую наполняли водой молодые.
Бакалавры всполошились и пытались дознаться, кто её унёс.
— Ну и дела! — гаркнул на всю казарму Эдмунд Уилкс, — не их ли это трюк, ребята? Похоже, они сами выбросили корыто, чтобы избежать новой драки.
Бакалавры молча проглотили эту пилюлю, а все вокруг засмеялись. Никто не сомневался в том, что бакалавры в самом деле выбросили своё корыто. «Корытная повинность» была отменена, но все понимали, что война за господство в отряде ещё не окончена.
Даже если Майлз поначалу думал иначе, очень скоро его надежды развеялись. Однажды утром, примерно через неделю после этой баталии, когда он и Гаскойн шли к арсеналу, их окликнула группа бакалавров, расположившихся на ступенях.
— Привет, Фолворт! — кричали они. — Ты знаешь, что Блант опять здоров, как бык?
— Приятно слышать, — ответил Майлз.
— Скоро ты запоёшь по-другому, — сказал один из бакалавров. — Могу тебе передать, что он очень зол и намерен прирезать тебя.
— Н-да, — заметил другой, — не хотел бы я оказаться в твоей шкуре, Фолворт! Сегодня утром Блант сказал Филиппу Мэплу, что пустит тебе кровь за то, что ты бросил его на пол. Мотай на ус, Фолворт, он вернётся в среду или в четверг на будущей неделе. Я тебе не завидую.
— Майлз, — признался Гаскойн, когда они вошли в зал, — мне за тебя страшно.
— Ну и зря, — ответил Майлз, — я его не боюсь.
Тем не менее настроение у него было отнюдь не безмятежным. Однажды вечером бакалавры что-то уж слишком развеселились, чему-то смеялись, о чём-то перешептывались.
— Послушай, дружище Фолворт! — крикнул из своего угла один из них. — Завтра возвращается Блант!
Майлз увидел, как Гаскойн бросил на него обеспокоенный взгляд, но он ничего не ответил ни на слова врагов своих, ни на взгляд своего друга.
Парень не врал, Блант вернулся следующим утром. Это было как раз после мессы, и все оруженосцы собрались в оружейной в ожидании нарядов и поручений. Майлз сидел на скамье у стены, перешучиваясь с одним из товарищей, и вдруг у него учащенно забилось сердце.
В дверях появился Уолтер Блант. Он вошёл с таким видом, будто ничего не случилось, и при его неожиданном появлении все вокруг стихло. Даже Майлз на мгновение замолчал, но тут же с нарочитой непринужденностью заговорил снова. В руке Блант сжимал список нарядов на службу по дому и, сделав вид, что не замечает Майлза, развернул свиток и прочитал список назначенных на службу.
Майлз поднялся и выслушал его вместе с другими. Блант свернул пергамент и сунул его себе за пояс, затем резко повернулся на каблуках и двинулся прямо на Майлза. Секунду или две стояла мертвая тишина. Все слышали, как Блант сказал:
— Слушай, на днях ты тяжко оскорбил меня. Я этого тебе не спущу, и очень скоро последует месть, которой ты не забудешь до смертного часа.
Когда Майлз увидел шагнувшего к нему Бланта, он вначале не знал, чего можно ожидать. Он бы не удивился, если бы вновь началась драка, и был готов к ней. Слова своего врага он выслушал, не дрогнув ни единым мускулом.
— Пусть будет так, Уолтер Блант. Я не боюсь тебя, чем бы ты ни вооружился.
— Неужели? — сказал Блант. — Клянусь, тебе ещё придётся поёжиться.
Он злобно и мстительно улыбнулся, медленно повернулся и пошёл прочь.
— Что ты думаешь, Майлз? — сказал Гаскойн, когда они выходили из оружейной.
— Ничего не думаю, — отрезал Майлз. — Пусть только сунется. Хуже будет только ему. — Однако Майлз не высказал всего, что было у него на сердце.
— Если бы так, — усомнился Гаскойн, — Уолтер Блант — злопамятная и хитрая бестия, и я думаю, он способен на любую гадость.