Вскоре копыта коней загрохотали по подъемному мосту, а затем путники въехали в темную арку ворот. Старик попросил Майлза запастись терпением, а сам вступил в разговор с привратником. Наконец тот поручил проводить гостей одному из вооруженных стражников, сидевших на скамье поодаль. Стражник в свою очередь передал их в руки какому-то челядинцу во внешнем дворе. Так, переходя от одного сопровождающего к другому и устав от ответов на одни и те же вопросы, они оказались в первом приемном холле и уселись на скамью у огромного застекленного окна.
Бедный деревенский юноша далеко не сразу оправился от смущения. Мимо сновали какие-то люди, что-то говорили друг другу, чему-то смеялись, а его одолевала тоска по родному углу и тяготила непривычная суета множества чужих людей. А старый Боумэн не скрывал живого любопытства, то и дело толкая локтем своего молодого хозяина, когда видел нечто примечательное. Мало-помалу оцепенение прошло, и Майлз начал приглядываться к тому, что творилось вокруг. Помимо торопливых слуг, от которых рябило в глазах, и нескольких солдат дворцовой стражи, стоявших в дальнем конце помещения с алебардами и бердышами в руках и позволявших себе негромко переговариваться и пересмеиваться, Майлз увидел компанию молодых оруженосцев. Они расположились на скамье у противоположной стены, завешанной необъятными гобеленами. Майлз смотрел на них во все глаза. Трое были примерно его возраста, четвертый чуть постарше. В облачении каждого из них преобладали черный и желтый цвета дома Бьюмонтов.
— Это оруженосцы? — спросил он старика.
— Они самые.
— И я буду с ними?
— Да, если граф возьмет тебя на службу.
Майлз продолжал разглядывать юношей и вдруг понял, что они говорят о нем. Об этом можно было догадаться по их лукавым взглядам и перешептываниям. Один из них, особенно веселый, в высоких сапогах с зеленой шнуровкой, отпустил какую-то шутку, на которую не замедлили отозваться его смешливые товарищи. И бедный Майлз, страдая от унижения и почувствовав, как запылали у него щеки, пристыженно отвернулся.
И вдруг тот самый насмешник порывисто поднялся и направился к скамье, на которой сидели Майлз и Боумэн.
— Да не минует тебя сегодня удача, — обратился он к юноше. — Позволь мне узнать, как тебя зовут и откуда ты держишь путь.
— Меня зовут Майлз Фолворт, а приехал я из Кросби-Холла с письмом к вашему господину.
— Никогда не слышал о Кросби-Холле. Но что привело тебя сюда, осмелюсь полюбопытствовать?
— Я приехал служить здесь оруженосцем, как и вы.
Весельчак усмехнулся.
— Это сулит нам забаву, — сказал он. — Ты когда-нибудь выполнял такую службу?
— Нет. До сих пор я просто ходил в школу, учил латынь и французский. Но мой старший друг, — он кивнул на Боумэна, — научил меня владеть оружием.
Молодой оруженосец расхохотался.
— Клянусь Богоматерью, твой рассказ развеселил меня, друг Майлз, — сказал он. — Ты думаешь, здесь ждут — не дождутся оруженосца домашней выпечки? Хотя постой! Ты вроде бы сказал, что у тебя есть письмо к моему господину. От кого оно?
— От моего отца, — сказал Майлз. — Он благородной крови, но лишен родовых владений. Он родственник твоего господина и его соратник по оружию.
— В самом деле? — удивился оруженосец. — Тогда твои шансы, наверное, не так уж ничтожны.
Он задумчиво помолчал и добавил:
— Мое имя Френсис Гаскойн. Я помогу тебе. Держи наготове свое письмо, мой господин и его преосвященство архиепископ Йорский будут здесь с минуты на минуту. Архиепископ едет в Далворт, и мой господин сопровождает его до Аппингхэма. Ты знаешь, как выглядит мой господин?
— Нет, — ответил Майлз. — Я никогда его не видел.
— Ну тогда я дам тебе знак при его появлении. Слушай! — сказал он, когда из-за окна донесся топот копыт. — Это их лошади. Скоро господин будет здесь. Не замешкайся с письмом, дружище Майлз.
Слуги, сновавшие по холлу, забегали намного резвее, и Майлз понял, что граф вот-вот войдет. Он едва успел расшнуровать свой карман, вынуть письмо и снова завязать шнурки, когда гобелены, закрывающие проход, распахнулись, и высокий стройный оруженосец лет двадцати вошел в комнату, что-то сказал молодым людям и затем снова вышел. Оруженосцы тут же поднялись и встали по обе стороны дверей. Все тут же притихли, солдаты выстроились в линию вдоль стены, прямые и неподвижные, словно железные статуи. Гобелены снова распахнулись, и в тишине Майлз услышал приближающиеся голоса.