— Но, сэр, — сказал он, внимательно выслушав приора, — быть враждебно настроенным и участвовать в заговоре далеко не одно и то же. Может быть, мой отец и был врагом Болингброка[19], но разве можно утверждать, что он замешан в заговоре?
— Нет, — ответил священник. — Что за вопрос? Если бы я считал твоего отца предателем, думаешь, я стал бы разговаривать с его сыном? Нет, Майлз, я хорошо и очень давно знаю твоего отца и могу сказать, что мало встречал людей такого редкого благородства. Я лишь пытаюсь объяснить, что король небеспричинно преследует твоего отца. Возможно, есть какие-то резоны и у графа Альбана. Так что тебе, в свою очередь, не следует питать злобу к королю за то, что случилось с твоей семьей, ни даже к Уильяму Брукхёрсту. Ведь даже самые жестокие из наших врагов и даже злодеи считают свои поступки оправданными.
Так говорил мудрый старый священник, живущий в мирной обители, вдали от жестоких страстей и кровопролитных стычек. Если бы не монастырское уединение, вряд ли бы он так благостно рассуждал о врагах и злодеях.
— Стало быть, вы думаете, — сказал Майлз, — что я поступаю дурно, намереваясь вступить в смертный бой со свирепым графом Альбаном, который искалечил тело и судьбу моего отца?
— Нет, — задумчиво ответил отец Эдуард, — я так не думаю. Война и кровопролитие кажутся мне тяжким и греховным делом, но Бог допустил в мир зло. И порой оно искореняется жестокими мерами.
Майлз не совсем понял, что имеет в виду старый священник, но ему было ясно: его духовный отец не считает злом замышляемую битву с графом Альбаном.
Вскоре Майлз был уже во Франции в отряде лихого солдата удачи, каким оказался лорд Джордж. Он провел здесь всего шесть месяцев, но эти месяцы очень изменили его жизнь. В жестоких битвах, которые разгорелись под стенами Парижа, в разгульной жизни, которую он наблюдал при бургундском дворе в самом Париже после перемирия — в обществе блестящем и подлом, остроумном и жестоком, — развеялись многие наивные иллюзии юности, и характер Майлза быстро приобрел мужскую твердость. Война, кровь, зло, которое он видел, были беспощадным испытанием для его души, и я не могу не восхищаться моим героем, который с честью выдержал его. Он больше не был тем невинным подобием сэра Галаада, тем мечтательным юношей, что предстал в своих чистых одеждах перед королем, посвящающем его в рыцари, но его суровой и сильной натуре претили безнравственность и разврат, царившие вокруг него.
И вот однажды его нашел гонец. Он доставил письмо от графа, предписывающее Майлзу без промедления возвращаться в Англию и прибыть в Хаус-Хаус близ Лондона. Майлз понял, что его час настал.
Солнечным апрельским утром он и Гаскойн проскакали мимо караульных будок заставы Тэмпл, оставив позади старый Лондон с его блеклыми каменными стенами, кривыми грязными улочками, деревянными домами и островерхими кровлями, над которыми высился купол собора св. Павла[20]. Перед всадниками лежала широкая полоса Стрэнда[21], по одну сторону от него виднелись крыши дворцов духовной и светской знати, по другую — раскинулся одетый первой зеленью Ковент-Гарден (или, как его тогда называли, Конвент-Гарден, то есть монастырский сад). Далее простиралась гряда невысоких холмов с огромными каменными мельницами, крылья которых медленно вращались под напором легкого апрельского бриза. Потом показались Шотландский дворец, Уайтхолл и Вестминстер[22].
Майлз впервые видел знаменитый Лондон. Если бы он попал сюда шестью месяцами раньше, он был бы вне себя от восторга. Теперь же он рысил по его улицам как бывалый воин, со спокойным интересом глядя на открытые лавки, пестрые лотки и высокие остроконечные дома, на толчею торговцев и ремесленников, на горожан, спешащих по своим делам и выбирающих дорогу между сточными канавами. За последнее время он так много всего навидался, что как-то утратил интерес к новым вещам. И ему не хотелось растягивать свое путешествие в Хаус-Хаус. Голова была занята не очень высокими думами.
Разговор с графом сулил немало интересного для обоих. Майлз удивился тому, что его покровитель выглядел точно так же, как и полгода назад. А лорда Хауса поразило, насколько за это время изменилась внешность молодого человека. Суровая жизнь в лагерях и в боевых условиях минувшей зимы огрубили лицо, еще недавно такое по-мальчишески свежее. Кожа обветрилась и посмуглела. Усы и борода стали темнее и гуще, а белая полоса шрама на правом виске если и не устрашала как знак суровости, то придавала лицу особую мужественность. Минуту-другую они безмолвно стояли, глядя друг на друга. Майлз первым нарушил молчание.
20
Возможно, автор допускает историческую неточность: собор св. Павла был возведен на рубеже XVII и XVIII вв.
22
Уайтхолл — название улицы и расположенного на ней дворца. Вестминстер — в ту пору городок под Лондоном.