— У меня есть еще один миланский клинок, — сказал он. — Я тебе уже показывал мой кинжал, мастер[4] Гаскойн?
— Нет, — ответил юноша.
Кузнец подошел к огромному дубовому сундуку, откинул крышку и достал красивый кинжал с отделанной серебром рукояткою из черного дерева и ножнами из испанской кожи с золотым тиснением. Тонкое, обоюдоострое лезвие было украшено филигранной гравировкой с чернью, образующей рисунок, который изображал «пляску смерти»[5]. Это было одновременно красивое и удобное оружие, и даже Гаскойн не сдержал своего восхищения, не говоря уже о прямодушном Майлзе.
— Кому он принадлежит? — спросил он, пробуя ногтями остроту лезвия.
— Самое смешное, что теперь он принадлежит мне, — сказал кузнец. — Сэр Уильям Беклерн приказал мне отправить его к лондонским мастерам, но к тому времени, когда его оттуда вернули, старик умер, и кинжал остался у меня. Здесь никто не платит за эту игрушку ту цену, которую предлагаю я, поэтому пришлось оставить ее у себя, хотя я и нуждаюсь в деньгах.
— Сколько ты хочешь за него? — сказал Гаскойн.
— Семнадцать шиллингов меня устроят.
— Да, да, — со вздохом сказал Гаскойн. — Вот что значит быть бедным. Нет хуже, чем смотреть, но не иметь. Семнадцать шиллингов — это почти половина моего годового жалования.
Тут в голову Майлза пришла шальная мысль, от которой даже кровь застучала в висках.
— Мастер Гаскойн, — сказал он с нарочитой небрежностью, — вы были мне настоящим другом с той минуты, как я здесь появился, и всячески помогали мне. Сейчас у меня с собой сорок шиллингов, которые я волен потратить, как хочу. Поэтому прошу принять этот кинжал в качестве дружеского дара.
Гаскойн уставился на Майлза, раскрыв рот от изумления.
— Ты это серьезно? — спросил он.
— Да, — сказал Майлз. — Мастер кузнец, дайте ему клинок.
Сначала кузнец улыбался, думая, что все это шутка, но вскоре увидел, что Майлз вполне серьезен, а когда тот выложил семнадцать шиллингов и пересчитал их на наковальне, кузнец снял свою шапку и отвесил Майлзу глубокий поклон, сгребая деньги в мешок.
— Ну, честное слово, — сказал он, — это просто королевский подарок. Не так ли, мастер Гаскойн?
— Да, — с трудом вымолвил Гаскойн, — что правда, то правда.
И тут же, к удивлению Майлза, он внезапно обхватил руками его шею, крепко обнял и поцеловал его в щеку.
— Дорогой Майлз, — признался он, — по правде сказать, я почувствовал к тебе симпатию, как только впервые увидел тебя на скамье в холле, а теперь, честное слово, люблю тебя, как брата. Да, я приму этот кинжал и буду стоять за тебя горой. А здесь тебе нужен настоящий друг, тут лупят друг друга смертным боем и пинки раздают чаще, чем пенсы, поэтому новичкам приходится туго.
— Благодарю тебя, Гаскойн, — ответил Майлз, — я тоже очень хотел бы стать твоим другом.
Так началась первая большая дружба в жизни Майлза, дружба, которую ему предстояло пронести через долгие годы. Возвращаясь от кузнеца, они шли в обнимку и не стыдились этого, как умеют, по словам великого писателя, только юноши и любовники.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Одно из преимуществ юности — чрезвычайная гибкость натуры и восприимчивость ко всему новому.
Вот и Майлз на удивление быстро освоился в непривычном окружении и перестал дичиться своих не самых любезных сверстников. В первое же утро, которое он встретил в замке Дельвен, Майлз уже мало чем отличался от них, когда окружив огромный чан с водой, служивший для умывания, они и эту процедуру превратили в озорную забаву. Не отставая от остальных, он толкался, пихался, шумел, поднимая фонтаны брызг, и кого-то уже запросто окликал по имени как давнего знакомого. Во время мессы он с восхищением наблюдал за дежурными проделками юной паствы, которые видели все, кроме отца Эммануэля, бубнившего свою латынь. А к именам, вырезанным на спинке передней скамьи, он, воспользовавшись кинжалом, не преминул присоединить и свое. Точно так же разделял он всеобщее буйство, когда толпа оруженосцев табуном неслась на послеобеденную перекличку.
Мальчики тонко чувствуют авторитет сильной личности. И Майлз с его независимой натурой и твердостью характера быстро занял подобающее ему место в отряде. Он готов был подчиниться любой власти, которую считал законной и справедливой, но ни на дюйм не сгибался перед тиранией. Еще в монастырской школе он безропотно переносил наказания, налагаемые на него отцом Амброзом. Но однажды, когда вместо заболевшего учителя появился какой-то долговязый монах и занес над Майлзом руку, тот борцовским приемом осадил его так, что, перелетев через скамью, монах шмякнулся об стену. Майлза примерно выпороли под надзором самого настоятеля отца Эдуарда, но как только экзекуция была закончена, мальчик очень серьезно заверил настоятеля, что, повторись такая ситуация снова, он поступит точно так же и никакая порка его не остановит.
4
Здесь: обращение к юноше, еще не достигшему возраста, позволяющего именоваться мистером.
5
Мотив «пляски смерти» получил распространение в искусстве начала XV века и воплощался в виде хоровода, в котором живые и мертвые поочередно сменяли друг друга, что символизировало своего рода «приглашение» в загробный мир.