— Где это ты услышал, негодяй! И как смеешь повторять вслух?!
Трясясь всем телом, монах всхлипывал от страха и невнятно выкликал:
— Пастух… Весь народ… Ворота берут!.. Народ прискакал!.. Пастушонки взбесились!
Все было правдой в его словах, только слегка перепутанной: действительно, в город прискакал на неоседланном коне пастушок. Без шапки, с развевающимися волосами, он промчался по улицам, вопя: «Дракона убили! Сдох! Сдох! Сдох!»
Пастушонка еле поймали и стащили на землю на главной площади и стали окунать головой в фонтан. Но каждый раз, когда его вытаскивали из воды, он продолжал, как безумный, кричать: «Сдох! Сдох! Сдох!..»
Тут кто-то узнал пастушонка — он стерег табуны в лугах невдалеке от Черных скал.
И тогда народ вдруг поверил и действительно вроде как обезумел: выбил ворота, которые стража напрасно пыталась запереть, и толпами повалил, хлынув в открытое поле. Молодые и здоровые мчались во весь дух впереди, дряхлые старики и старушки хромали и ковыляли сзади, прямо к Черным скалам, взглянуть на Дракона.
Пожалуй, если бы Дракон был жив, увидев такую кучу народа, он давно поджал бы свой длинный хвост и убрался куда-нибудь в более спокойное место!
Но Дракон был мертв. Мертв, как раздавленный колесом червяк. Как обыкновенная дохлая ящерица. Как сорок тысяч дохлых драконов, перед которыми люди посмели не опустить в страхе глаза…
Пастухи и крестьяне из ближней деревни, сбежавшиеся на соседние холмы, видели конец сражения. Когда все утихло, они, шаг за шагом, робко стали подходить все ближе и видели, как два странствующих комедианта и карлик оттащили тяжелое, израненное, изорванное тело Рыцаря в сторонку от зеленой лужи драконьей крови. Они подняли ему забрало, отстегнули шлем, упали вокруг него на колени и заплакали, видя, что гаснет дыхание его жизни. Трувер поднес ему к губам фляжку:
— Это хорошее вино. Хочешь глотнуть?
— В первый раз… в жизни… нет, — медленно проговорил Рыцарь, пробуя усмехнуться.
— Ты хочешь что-нибудь сказать? Людям?.. Как говорят перед смертью великие герои? — дрожащим голосом спрашивал Трувер. — Мы будем всю жизнь об этом петь и рассказывать!
Рыцарь долго молчал, собирался с дыханием.
— Только поверить… что можешь его убить… Это не самое трудное… Самое трудное узнать Дракона… ведь он здорово умеет прикидываться…
— Ах! — воскликнул Ртутти, в отчаянии ломая маленькие ручонки. — Бедный Рыцарь, ты умираешь, и нет около тебя никого, кроме нас, жалких комедиантов, жонглеров… Тебе ведь нужно исповедаться в своих грехах, а священника-то и нету!
— Вспомнить мои грехи?.. Это заняло бы слишком много времени, ребята… — усмехнувшись, Рыцарь последним дыханием выдохнул: — Зато окаянного дьявола мы с вами все-таки!.. — он повел глазами в ту сторону, где громоздилась распростертая на земле туша Дракона, и веки его медленно сомкнулись.
Музыканты, услышав гул накатывающейся из города громадной толпы, поднялись с колен и, утирая слезы, поспешили убраться подальше. Долгие годы они шли опять извилистым путем странствующих труверов, комедиантов и менестрелей — из одного королевства в другое, — пели баллады и представляли святых и чертей, волшебников и рыцарей, мерзли в зимнюю стужу и изнывали от жары знойным летом, пока не заметили однажды, что, совершив полный круг, снова очутились в окрестностях Драконвиля, услышали шум морского прибоя и увидели острые пики пустынных Черных скал.
Среди зеленых полей возвышался богатый и великолепный храм.
Они расспросили встречных богомольцев и с радостью услышали, что это храм «Святого победителя Дракона». Глубоко растроганные, они решили обязательно войти.
Конечно, храм вовсе не место для комедиантов, которых святая церковь и хоронить-то на христианском кладбище не позволяет! Поэтому Ртутти уселся за кустами — сторожить сумки, а Трувер и Жонглер, сложив на землю арфу и дудочки, следом за другими богомольцами вошли в ограду.
— Вы всё увидите, идите за мной, — сказал монах, встретивший их у входа. — Наш храм воздвигнут в память великого Чуда — вот на этом месте святой поразил ужасного Дракона и избавил страну от неслыханных бедствий!
Трувер и Жонглер, обрадованные до глубины души, переглянулись и потихоньку пошептали друг другу:
— Да… Место то самое.
— Вот тут это и было…
— Если вам хочется пожертвовать святому в память его подвига — вот кружка!
— Да, хочется! — сказали Трувер и Жонглер и поспешили опустить в кружку все монетки, какие у них были — большие и маленькие, очень стыдясь, что все они медные и серебряные и ни одной нет золотой.