– Позволь, я скажу, – обратился Люсьен к Озрику. Старого лорда все происходящее чрезвычайно забавляло. Он и представить себе не мог, что отдает руку своей воспитанницы своему заклятому врагу. – Пять дней – больше я не могу пробыть в Эйншеме, – произнес Люсьен. – После этого я обязан приступить к исполнению порученной мне королем миссии.
– Я… я понимаю. Что же, будь по-твоему.
Озрик с улыбкой посмотрел на собравшихся в зале крестьян и арендаторов и вскинул вверх правую руку, как бы приглашая их разделить его радость. В ту же секунду зал взорвался приветственными возгласами.
Адриенна покраснела до корней волос, вырвала у Люсьена руку и, повернувшись на каблуках, выбежала из зала.
Старый лорд и молодой рыцарь наблюдали за тем, как она мчалась вверх по лестнице.
– Вернется, никуда не денется, – прошептал Озрик. – Девушки в подобных случаях проявляют излишнюю чувствительность.
– Я понимаю.
– Но ты не волнуйся. Ты ей нравишься. Это написано у нее на лице.
– Хорошо бы… – Люсьен поднял глаза на Озрика. – Думаю, Адриенну сейчас лучше оставить в покое. Пойду-ка я в стойло, проведаю свою лошадь.
– Тоже верно. Лошади не менее капризны, чем женщины, и тоже требуют внимания и ласки.
Люсьен вышел из большого зала и ступил на замковый двор. Жизнь там била ключом: сбиваясь с ног, носились прачки, поварята и слуги, из кузни доносился оглушительный звон кузнечного молота, ржали запряженные в фургоны и повозки лошади. Рыцарь подошел к казармам и стал осматриваться, надеясь отыскать взглядом плотного рыцаря с седой бородой и усами. Это не заняло у него много времени – сэр Кристиан стоял у окованных металлом дверей и незаметно подавал ему знаки: дескать, ко мне подходить не надо, я сам тебя догоню.
Люсьен как ни в чем не бывало неторопливо двинулся в глубь двора, минуя казармы. Через некоторое время он услышал за спиной шаги и, не поворачивая головы, сказал:
– Озрик согласился отдать леди Адриенну мне в жены. – Старый рыцарь присвистнул, но ничего не сказал.
– Озрик до сих пор ничего обо мне не знает. А как другие? Кто-нибудь догадался о том, кто я?
– Нет. Во всяком случае, никаких разговоров на эту тему я не слышал. – Сэр Кристиан раскланялся с дородной прачкой, следовавшей через двор с тазом в руках, и продолжил: – Те, кто служил твоему отцу, помнят тебя юнцом. Ты ведь редко бывал в замке после того, как достиг совершеннолетия.
– Но ты-то меня узнал.
– Потому лишь, что общался с тобой и твоими братьями и после вашего совершеннолетия. Помогал тебе, Рейвену и Питеру готовиться к посвящению в рыцари – или ты забыл?
Они остановились у маленькой прачечной. Сэр Кристиан нырнул в низенькую дверь, огляделся и жестом предложил Люсьену войти. Поставив деревянные ведра вверх дном, они сели на них, и старый рыцарь сказал:
– Как только ты приехал, я стал за тобой следить и слышал байки, которые ты рассказывал Озрику. Ну, что ты дружил с его внучками чуть ли не с детства и случайно встретился с ними по дороге на кэррингтонскую ярмарку. Из твоих слов я также узнал, что ты якобы служишь королю Генриху и королеве Элеоноре.
– Я и вправду служил королю и только неделю назад вернулся в эти края.
– Стало быть, тебя сюда прислал король? – Люсьен ухмыльнулся:
– Скажем так: король тоже приложил к этому руку. – Старый рыцарь, прищурившись, посмотрел на Люсьена.
– Как прикажешь тебя понимать?
Люсьен заколебался, не зная, стоит ли говорить Кристиану правду. Кристиан это заметил и, положив руку ему на плечо, произнес:
– Я буду нем как рыба, милорд. Но мне не мешало бы знать, что за кашу ты заварил. Пребывая в неведении, я не смогу тебе помочь. Признаться, я в полном недоумении, что лорд Озрик согласился отдать тебе в жены леди Адриенну.
– Думаешь, я ее не стою? – хмыкнул Люсьен.
– Да стоишь, стоишь! Но принимая во внимание все обстоятельства… – Кристиан не договорил и пожал плечами.
– Она мне нравится – и в этом все дело, – сказал Люсьен, сняв со шпоры клочок сена. – При других обстоятельствах я бы тоже на ней женился. А теперь этот брак даст мне возможность вернуть свою собственность, не проливая крови и не подвергая риску жизни многих невинных людей.
– А если леди, узнав правду, отвернется от тебя? – Люсьен поставил локти на колени и уперся кулаком в подбородок.
– Надеюсь, ничего подобного не случится, – задумчиво произнес Люсьен и повернулся к старому воину; – Ну а у тебя как дела, Кристиан? Что заставило тебя служить Озрику?
Кристиан развел руками.
– Разве ты не видишь, что я старею? Я и во времена Гандольфа был уже далеко не молод. При штурме замка оказался в плену. Когда сражение закончилось, Озрик предоставил мне выбор: или служить ему, или найти себе другого лорда. Озрику вообще-то угодить нетрудно. Не в обиду тебе будь сказано, служба у твоего папаши была не мед. Я тебе больше скажу: хозяина хуже, чем Гандольф, у меня никогда не бывало.
– Выходит, мой отец был плохим хозяином? – Кристиан рассмеялся и покачал головой:
– Как будто ты сам не знаешь? Гандольф был человеком тяжелым, я бы даже сказал, жестоким. В отличие от него Озрик сама доброта. Мне жаловаться на него не приходится.
– Что-то не верю я в его доброту, – проворчал Люсьен. – У меня до сих пор в горле от дыма першит, стоит вспомнить, как полыхал подожженный по его приказу замок. Я и сейчас слышу звон мечей, вопли раненых и торжествующие крики нападающих. – Он тяжело вздохнул, передернул плечами и погрузился в воспоминания.
– Война есть война, лорд Люсьен.
– Но ведь Озрик – или кто-то из его людей – убил моего отца!
– Гандольф не был убит из-за угла, парень, – он пал в сражении с мечом в руке, а это большая разница, – произнес Кристиан, глядя на Люсьена в упор. – Скажи по чести, у тебя в детстве не появлялось желание прирезать своего папашу? Вот у леди Люсинды появлялось, уверен в этом.
– Откуда ты знаешь?
Кристиан провел своей большой мозолистой рукой по лицу, отвернулся от Люсьена и стал смотреть прямо перед собой. Перед его мысленным взором замелькали картины далекого прошлого.
– Помню, как она впервые появилась в Эйншеме. Давно это было – еще до того, как родился ты и твои братья. Она была совсем молоденькая, робкая и очень трепетно относилась к Гандольфу. Но очень скоро поняла, что он за фрукт. Опять же прошу меня извинить, если сказал лишнее.
Она была очень хорошенькая и добрая, но Гандольф обращался с ней дурно. Она избегала мужа, а сколько слез выплакала! Мы, вассалы, не раз замечали у нее на лице синяки и кровоподтеки. – Кристиан покрутил головой и сплюнул. – Короче, колотил он ее под горячую руку, и весьма жестоко.
Но у леди Люсинды была железная воля. Она уважительно относилась к слугам и в обиду их не давала даже в том случае, если им случалось провиниться. Принимала их вину на себя, хотя знала, что ждать пощады от Гандольфа не приходится. Потом у нее пошли дети – сначала ты родился, а спустя год близнецы. Видел бы ты, как она с вами носилась, как от пьяного Гандольфа защищала, когда у него появлялось желание отвесить кому-нибудь из вас оплеуху. Когда вы подросли и уехали в школу оруженосцев, ей стало совсем одиноко.
Кристиан тяжело вздохнул.
– Ты и твои братья боялись отца – это я хорошо помню, но леди Люсинда его ненавидела. Когда он набрасывался на нее с кулаками, глаза, у нее горели от гнева, казалось, она готова испепелить его взглядом. А сколько раз она хваталась за кухонный нож! Но уберег ее Господь от греха, прикончили Гандольфа при штурме замка. Так-то!
– Тебя послушать, так мой отец был просто исчадием ада, – прошептал Люсьен.
– А что? Очень может быть, – оживился Кристиан. – Он всех ненавидел, себя одного любил. Это я тебе точно говорю.
– Зачем же ты в таком случае ему служил?
– Потому что ни имения, ни состояния не имел, а Гандольф сделал меня капитаном замковой стражи. Другими словами, стал я хоть и маленьким, но начальником. Командовать-то легче, чем по грязи на брюхе ползать или в дождь и снег стены обходить, – виновато произнес Кристиан. – Кроме того, я – мужчина крупный и сильный, а Гандольф большей частью слабых да робких обижал. К тому же забрал я себе в голову, что леди Люсинда во мне нуждается…