Выбрать главу

В этой сфере в галльских институтах времен Цезаря были еще очень заметны германские черты. Мы уже сравнили одобрение, выраженное Верцингеторигу слушателями, потрясающими оружием, с голосованием фрамеями в «Германии» Тацита. У Цезаря также можно отметить, что «в остальных своих обычаях они [галлы] отличаются от прочих народов главным образом тем, что позволяют своим детям подходить к себе при народе не раньше достижения ими совершеннолетия и воинского возраста и считают неприличным, чтобы сын в детском возрасте появлялся на публике при отце»{14}. Отец имеет право жизни и смерти над женой и малолетними детьми. «Прочие народы» — вероятно, скорее римляне, чем германцы. В самом деле, одна из самых знаменитых страниц «Германии» Тацита — это страница о вручении оружия знатному юноше его отцом, или вождем, или родственником, что означает для него переход из семьи в государство и в итоге дает доступ к тому виду гражданства, каким в Германии был статус воина, с участием в собраниях и военных предприятиях, которые я бы назвал plaids[3] и остами{15}.[4] Эта страница, посвященная вручению оружия, не подтолкнула авторов книг Нового времени назвать древнюю Германию первой страной рыцарства. Но достаточно ли они оценили тот факт, что упомянутый Цезарем галльский закон о публичном ношении оружия, запретного для детей и разрешенного для молодых взрослых, как раз мог обусловить определенную торжественность, какую имела церемония вручения оружия у германцев? Существование германского ритуала посвящения в воины, описанного Тацитом, возможно, объясняется тем законом, о котором Цезарь упомянул у галлов. По справедливости, что здесь наглядно видно, большего и не требовалось бы, чтобы Галлия могла оспаривать у Германии заслугу появления «первых рыцарей», если бы в таком соперничестве был смысл — и если бы фактически речь не шла о первом «подобии рыцарства», обнаруженном с помощью римского историка[5].

Но рыцарство, заслугу в появлении которого книги Нового времени приписывают Франции XII в., — это прочный сплав воинской доблести со справедливостью и учтивостью. А ведь в древности идеалом, выставляемым напоказ, по-прежнему оставалась свирепая храбрость, и если галлы — мы имеем в виду их аристократию — смягчались, то, по представлению Цезаря, это значило, что они отказываются быть воинами[6], предпочитая другие виды деятельности и источники богатства.

Так что аристократическую воинскую доблесть надо искать в основном в Германии, за Рейном, в более бедной и грубой среде, где нет ни города, ни настоящей деревни или хутора, настолько эти гордые люди страшатся иметь соседей. «Истинная доблесть в глазах германцев в том и состоит, чтобы соседи, изгнанные из своих земель, уходили дальше и чтобы никто не осмеливался селиться поблизости от них»{16}. Нелюдимые люди неприветливых лесов! «Вся жизнь их проходит в охоте и в военных занятиях: они с детства приучаются к труду и к суровой жизни»{17}. Кстати, они остаются целомудренными до двадцати лет. Им не позволяют оседать на одном участке земли из боязни, чтобы они «не променяли интереса к войне на занятия земледелием» и не привыкали замыкаться в себе, из боязни, чтобы постоянная собственность и любовь к деньгам не привели к притеснению слабого сильным и к раздорам. Кроме того, германцы верны и гостеприимны; их прямота и щедрость ярко проявляются в том, что гостей они считают сакральными персонами.

В этом месте Германия выглядит землей утопии, местом, где живет общество-созданное-для-войны[7]. Оно всячески поощряет доблесть, которой отныне недостает Галлии. Цезарь, во всяком случае, всё здесь одобряет. Так, «разбои вне пределов собственной страны [той территории, где живет данный народ] у них не считаются позорными», потому что германцы «хвалят их как лучшее средство для упражнения молодежи и для устранения праздности». Разве не так же поступают хищники? Цезарь считает, что у них нет внутренних раздоров, князья (principes) вершат суд и улаживают споры, каждый в своем секторе (в то время как «магистраты» есть только в военное время).

Термины «город» и «магистратура» в сочетании с воинственностью придают этой Германии нечто спартанское. Но я подозреваю, что в реальности это было скорей слабое государство (в смысле политической власти). «И когда какой-нибудь князь (princeps) предлагает себя в народном собрании в вожди (dux) [подобного набега] и вызывает желающих за ним последовать, тогда поднимаются все, кто сочувствует предприятию и личности вождя, и при одобрениях народной массы обещают свою помощь. Но те из них, кто на самом деле не пойдет, считаются дезертирами и изменниками, и после этого им ни в чем не верят»{18}. Вот что, как считается, демонстрирует престиж воина в Германии как в обществе чести. В то же время, если перечитать эту страницу из «Истории галльской войны» внимательно, разве она не показывает, с какими институтами прежде всего связывается доблесть — или ее отсутствие? Военный вождь может повести за собой только добровольцев, людей, которые ему симпатизируют, которым он, несомненно, обещает добычу или чьему честолюбию льстит. Никто не обязан за ним следовать: некоторые довольствуются тем, что возносят хвалу войне и возвращаются домой. Что же до тех, кто отказывается от своего обещания, нарушает его, на их долю, безусловно, выпадают бесчестие, недоверие, но разве они не могут восстановить свое доброе имя? Ни Рим, ни Спарта не сохраняли жизни своим дезертирам — и даже некоторые галльские «города»{19}.

вернуться

3

Plaid (лат. placitum) — у франков военный смотр и одновременно народное собрание, решавшее политические, законодательные и судебные вопросы. Впоследствии трансформировалось в собрание франкской знати. Также слово placitum стало означать тяжбу, судебное собрание или встречу между воюющими аристократами, на которой стороны пытались прийти к мировому соглашению [Прим. ред.].

вернуться

4

Ост (лат. hostis) — термин, обозначавший армию или крупный отряд. Часто словом hostis называли своего рода ополчение (племенное или феодальное), собираемое из всех боеспособных мужчин для крупномасштабного похода или отражения вражеского вторжения [Прим. ред.].

вернуться

5

Но если так рассуждать, у греков тоже была «Илиада», у евреев — Библия (с Псалтырем или Книгой Иосифа Навина), у Индии — «Махабхарата»...

вернуться

6

Однако не все: многих нанимал сам Цезарь во время галльской войны и гражданской войны с Помпеем.

вернуться

7

Хищничество и отказ от земледелия критикуются в разделе III, 17.