Выбежав из дома, я уже направился было в сторону поселка, так как именно там находились единственная в округе церковь, а, следственно, и колокол, но на полдороге был остановлен все тем же колокольным звоном, раздававшимся, как ни странно, совсем с другой стороны, а именно с кладбищенского холма. Как громом пораженный, я остановился. Мне тут же вспомнились слова Оле и мистическом звоне, которым якобы наполняет всю округу каменный колокол в ночи после похорон, и лежащий в своем гробу несчастный старый датчанин, чья кончина, должно быть, и стала поводом для моей галлюцинации. В том же, что это именно галлюцинация, я нисколько не сомневался, потому что, во-первых, был человеком вполне современным и не склонным к всякого рода чепухе, а во-вторых, не видел вокруг себя ни одного жителя поселка, а ведь колокольный звон, будь он реальным, должен был бы вытащить из постелей всех поголовно! Не желая терзаться сомнениями, я решил, рискуя обрушить на себя праведный гнев, прервать-таки дедову молитву и справиться у него о том, что послужило поводом для возникновения в маленьком рыбацком поселке столь странных преданий, и, вернувшись в дом, прямиком направился в комнату старика. Дверь была все еще приоткрыта, и полуоплавившаяся свеча все еще горела на столе, но деда там не было. Не было его ни в кухне, ни в гостиной, ни даже в уборной, где я тоже не поленился посмотреть, – дед пропал. Поиски во дворе и вдоль берега также ничего не дали, и я, устав блуждать в темноте, вернулся в свою комнату и вновь забрался под одеяло, решив попросту махнуть на все рукой и выспаться. Наверняка дед знает, что делает, и своей заполошной беготней я ничего доброго не добьюсь…
На следующий день я, отметив по изменившемуся положению предметов мебели в гостиной, что дед появлялся и снова ушел, успокоился и списал все произошедшее прошлой ночью на свое не в меру разыгравшееся под воздействием морского воздуха воображение. Затем, прихватив с собой бутыль с молоком для селедки, я отправился на берег. Однако ни Оле с его угрюмым отцом, ни других рыбаков я там не обнаружил – наверное, море само диктует им расписание лова и предугадать возвращение моего друга – задача не из легких. Немного послонявшись по берегу и в раздумьях опустошив на две трети мою бутыль, я припрятал ее в кустах и отправился на кладбище – место, вот уже второй день занимающее мои мысли. Признаться, я желал проверить, не там ли дед, и убедиться в верности слов Оле касательно времяпрепровождения старика. Стыдно сказать, но еще более этого мне хотелось подслушать его разговоры с надгробиями и постараться разобрать хоть что-нибудь в его странной речи, ибо, заговори он с могилами на том же языке, на котором вчера молился, сделать это будет нелегко.
Уже начав подъем на кладбищенский холм и отчетливо видя ворота в форме колокола, я вдруг заметил женщину лет тридцати восьми, идущую мне навстречу, толкая перед собой небольшую тележку. Женщина шла, опустив голову и, по-видимому, задумавшись над чем-то, но я, несмотря на ее простую, скрывающую формы одежду и почти полное отсутствие у меня опыта в таких делах, почти угадал ее возраст. Быть может, потому, что ее гладкая кожа и отсутствие седины в волосах подсказали мне, что ей еще нет сорока, но тяжелый, полный скорби и глубокой, невыплеснутой чувственности взгляд ее карих глаз, которые она вдруг подняла на меня, не мог принадлежать цветущей молодухе?
О! остановилась женщина и поправила ленточку на голове, из-под которой выбилась непослушная прядь каштановых волос. – Ты что здесь делаешь?
Вы знаете, я здесь иду, а что, собственно, заставило Вас спросить об этом? как и всегда, когда смущался, я попытался скрыть неловкость за граничащей с хамством язвительностью.
Женщина, чуть склонив голову набок, посмотрела на меня долгим взглядом, на дне которого плескалось тщательно скрываемое удивление.
Ну надо же, вымолвила она наконец едва ли не шепотом, словно сделала для себя какое-то открытие, никогда бы не подумала… Но как насмешлива природа!
Что Вы имеете в виду? сразу насторожился я, решив, что природе вменяется в вину создание меня таким уродом.
Нет-нет, быстро ответила женщина, словно поняв причину моей настороженности. – Просто… ты так похож на одного человека, что я… Так ты тот самый парнишка, который приехал к старику?
Мне пришлось признать, что, если она подразумевает под «стариком» моего деда, то я тот самый парнишка и есть.
А Вы, собственно, кто?
Я-то? Да вот… живу я здесь. Во-он в том доме, она указала подбородком на что-то за моей спиной, но я, обернувшись, ничего, кроме привычных дюн да серых волн моря не увидел.