Однако, как оказалось, моя очередь посвящаться еще не пришла: неизвестный «бальный распорядитель» поставил Оле впереди меня в списке, и мне пришлось набраться терпения и смотреть, как проходит свою процедуру приема в графские подданные мой недавний товарищ и соперник. Он, сопровождаемый отнюдь не бравой челядью, но все теми же стариком и хромой старухой, всю дорогу до помоста продолжавшими обирать с него соринки, предстал пред холодные очи Графини. Старики отошли в сторону, и Оле остался один на один со своей будущей госпожой. Та, чуть приподняв его голову за подбородок, взглянула ему в глаза и, чуть помедлив, простерла ладони над его белобрысой головой. В руках графини откуда-то появился венок из белых цветов, который секундой позже стал головным убором рыбацкого сына. Оле хотел было в порыве благодарности схватить руку Графини, но пальцы его поймали лишь воздух, а холодный кивок правительницы отослал его назад в толпу, полноправным членом которой он теперь являлся. Когда он шел назад, я на долю секунду встретился с ним глазами и убедился, что парнишка действительно счастлив.
Хегле тронул меня за рукав, давая понять, что очередь дошла и до меня. «Иди и не оборачивайся – позади уж нет ничего» сказал он и чуть подтолкнул меня в сторону помоста. Я встрепенулся, и внезапный страх охватил меня при мысли, что и мою голову вот-вот обхватят тугие стебли венка, превратив меня в одного из них – этих счастливых, почти лишенных всякой индивидуальности графских подданных. Однако выбора мне не оставили – на негнущихся ногах я прошествовал к помосту и вытянулся перед точеной фигурой, стремясь уступать ей в росте как можно меньше. Это мне не удалось: величественность и грациозность женщины подавили меня, заставив втянуть голову в плечи и молить Господа о скорейшем завершении процедуры. В этот момент я готов был поклясться, что, кем бы на самом деле ни являлась суровая властительница – человеком она не была. И сейчас, по прошествии уймы лет, мне не забыть колючего взгляда ее бесстрастных глаз, которым она одарила меня тогда, хотя не думаю, чтобы Графиня выделяла кого-то из своих подданных: просто такая – колючая и бесстрастная – была ее сущность. Да и с чего бы это ей улыбаться мне? Ведь власть в Графстве не была выборной…
Медленно, словно раздумывая, делать ей это или нет, подняла Графиня руки над моей головой, а секунду спустя на ее раскрытых ладонях уже лежал – туго сплетенный и свежий – венок из тубероз, который должен был навеки обратить меня в подданного этой черной особы. Я закрыл глаза в ожидании прикосновения к моему лбу сочных стеблей и забыл о своих страхах. Процедура посвящения была почти окончена, и, получив венок, я смогу вернуться в компанию Хегле и тех, кто должен был отныне стать моей семьей. Однако тут произошло нечто такое, что помешало ей водрузить мне на голову знак своей власти: за спиной я вдруг услышал звук отворяемых ворот замка и вздох удивления, пронесшийся в толпе, а затем гулкие, размеренные шаги, приближающиеся к помосту, на котором я стоял. «Не оборачивайся… позади ничего…» вновь зазвучали у меня в голове слова Хегле, и я, скованный неизвестно откуда взявшимся страхом, не посмел обернуться.
Открыв глаза миг спустя, я увидел лицо Графини. Ни один мускул на нем не дрогнул, ни одна эмоция не отразилась в ее холодных глазах – не опуская рук с венком, она просто стояла и смотрела на того, кто приближался. Наконец шаги за моей спиной замерли, и я услышал голос – низкий и скрипучий, звучащий словно из недр пещеры:
Не делай этого. Убери венок.
Отчего ж? мерно и выдержанно, словно рожденный гулкой бесконечностью, прозвучал ответ, положив начало следующему, непонятному мне диалогу:
Убери… до поры. А сейчас сплети мой.
И ты оставишь меня в покое?
А разве можно иначе?
Вряд ли.
Ну, так что ж?
Пусть будет так. Но этот венок ты наденешь позже!
Последние слова были обращены уже ко мне. Графиня, ожидая ответа, не отводила от меня своих ужасных глаз, и я, сам не зная почему, кивнул.
В этот момент, отделившись из толпы, ко мне бросился тот самый бородач, которого я уже дважды встречал здесь. Не обращая внимания на прокатившийся среди горожан гул возмущения, он быстро шепнул мне в самое ухо: «Прошу, сруби акацию, из-за нее мне не видно заката!» и снова растворился в толпе. Ничего не поняв, я пожал плечами и огляделся в поисках моего товарища.