Выбрать главу

Особенно это видно из разбирательства крупного дела крестьян графа К.Г. Разумовского, обер-камергера двоpa, помещика Ораниенбаумского уезда Петербургской губернии.

Летом 1821 года крестьяне его обширной вотчины Гостилицы, включающей несколько деревень (всего около пятисот дворов), направили Александру I жалобу на разорительный оброк и слишком тяжелую барщину. Отклик последовал почти немедленно: в Гостилицы был введен батальон солдат. Однако волнения не прекратились. Крестьяне требовали сменить жестокого бурмистра. Отказывались косить барское сено. Собирались огромными толпами на сходки. В августе двое крестьян исчезли — это были ходоки, тайно понесшие новую жалобу властям. Они жаловались на то, что их заставляют работать в праздники, с чрезмерной строгостью наказывают. Ходоки были арестованы. Вслед за тем из Гостилиц ушло пятьдесят ходоков. Они надеялись доставить жалобу вдовствующей императрице Марии Федоровне. Часть их была поймана полицией.

Тем временем в самой вотчине крестьяне пытались освободить арестованных, но солдаты разогнали толпу. Комитет министров поручил гражданскому губернатору усмирить непокорных и предать суду зачинщиков. Губернатор в сопровождении нового войска — батальона пехоты и кавалерии — вступил в Гостилицы, усилив стоявший там отряд. Вооруженных солдат распределили по деревням. Предполагаемые вожаки были схвачены и отправлены в Петербург.

Разбиравшая это дело Петербургская уголовная палата (главное судебное учреждение столицы, находившееся в ведении Сената) предложила десять человек наказать кнутом и сослать в каторжные работы в Нерчинск, десять — плетьми и отдать на усмотрение помещика. Александр I заменил кнут плетьми[6] и разрешил сосланным ехать с семьями. Тем дело не кончилось. В январе 1822 года четыреста крестьян пришло к управляющему имениями с заявлением, что они не будут ни платить оброка, ни исполнять барщину. Александр I приказал отправить в вотчину одного из самых опытных усмирителей — генерал-лейтенанта Гладкова с командой солдат. Последовали новые аресты. Уголовная палата совершила скорый суд и приговорила трех «зачинщиков» наказать кнутом с последующей ссылкой в Нерчинск, семерых — плетьми.

В вотчине все осталось по-прежнему — крестьяне не добились никаких послаблений.

Рылеев как представитель Петербургского уезда, дворянский заседатель, дважды — 11 и 22 апреля 1822 года — выступал в суде. Он решительно протестовал против приговоров гостилицким крестьянам, вынесенных без исследования действительных причин недовольства крестьян. Его мнения были кратко изложены в «Журнале Комитета министров». 1-е: «Дворянский заседатель палаты уголовного суда Рылеев, подписав означенный приговор, остался при особом мнении, что как дело подсудимых основалось только на донесениях управляющего вотчиной гр. Разумовского и на предположении обер-полицеймейстера и что из показаний подсудимых не видно ни причины возмущения, возникшего после решения, ни виновников и главных зачинщиков оного, то и не может он приступить к обвинению кого-либо из подсудимых». 2-е: «Почитаю необходимым для предупреждения могущего вновь возникнуть неповиновения крестьян в вотчине гр. Разумовского послать, по избранию правительства, благонадежного чиновника для исследования на месте, действительно ли бурмистр Николай Егоров делает крестьянам притеснения, как то показывают некоторые из подсудимых, и если делает, то в чем оные состоят; а как из первоначально производившегося в палате дела видно, что бурмистр действует не сам собою, а по установлениям, издавна в вотчинной конторе существующим, то исследовать: нет ли чего отяготительного в сих установлениях».

Эти мнения — только резюме пламенных речей «заседателя от дворянства» Кондратия Рылеева в суде. Он призывал к расследованию на месте «установлений», заведенных в вотчинной конторе одним из крупнейших вельмож, которого взял под свою защиту сам император. «Император, вельможи, власти, судьи — угождающие силе, все было против, один Рылеев взял сторону угнетенных, и это его мнение будет служить вечным памятником истины, с какой смелостью Рылеев говорил правду», — писал Николай Бестужев.

Именно в 1822 году — в апреле — полушутливо обращался Рылеев к Александру Бестужеву:

В своем болотистом Кронштадте Ты позабыл совсем о брате И о поэте — что порой. Сидя, как труженик, в Палате, Чтоб свой исполнить долг святой, Забыл и негу и покой… Но тщетны все его порывы: Укоренившееся зло Свое презренное тело, Как кедр Ливана горделивый, Превыше правды вознесло. Так… сделавшись жрецом Фемиды, Ты о Парнасе позабыл…