Выбрать главу

Однако в 1820 году, в момент опубликования, «Польской» Ракитина приобрел иной смысл. Из его текста следует, что русские солдаты, «полнощные колоссы», готовы по приказу императора и «низринуть» Париж, и «потрясти» Царь-град. Получилось, что сатира Рылеева и стихотворение Ракитина составляют единое целое: верным императору солдатам противопоставлен «монарха хитрый льстец и друг неблагодарный». В свете «семеновской истории» это означало, что солдаты ни в чем не виноваты и по-прежнему покорны царю, а лживому временщику не удастся скрыть «причины зла» «от взора общего», его дела всё равно «изобличат» его. Прагматика акции Рылеева—Ракитина — показать, что лишь злая воля Аракчеева обусловила стеснения, претерпеваемые народом и солдатами, он — единственный виновник «семеновской истории».

«Польской» уже давно попал в поле зрения историков литературы. Первым на это стихотворение обратил внимание П. А. Ефремов во время подготовки вместе с дочерью поэта Анастасией Пущиной издания «Сочинений и писем К. Ф. Рылеева» (вышло в 1872 году). Изданию этому предшествовали публикации стихотворных текстов Рылеева в журнале «Русская старина». Републикуя сатиру «К временщику», Ефремов снабдил ее комментарием: «Достаточно замечания, что вслед за сатирою помещен (стр. 29—31), очевидно, в цензурных целях, “Польской”, стихотворение слабое, но звонкое…» Таким образом, Ефремов указал на связь двух текстов. Библиограф отметил также примечание о «друге автора», процитировал несколько строк «Польского» — и на этом остановился{386}.

Дореволюционные исследователи вслед за Ефремовым упоминали о «Польском». В. И. Маслов просто называл имя Ракитина и его стихотворение, а Н. А. Котляревский комментировал это произведение в том смысле, что Рылеев, рекомендовавший его к печати, был «большим патриотом и оставался всегда неравнодушным к славе русского оружия»{387}. Советские же ученые о «Польском» прочно забыли.

* * *

Между тем стихотворения за подписью Петр Ракитин, П. Ракитин, Р-нъ, П. Р-нъ постоянно появлялись на страницах «Невского зрителя», пока там публиковался Рылеев. Характерно, что стихотворения Рылеева и Ракитина печатались вперемежку. Но когда Рылеев прекратил сотрудничество с этим журналом, Ракитин тоже перестал там печататься; более того — он вообще нигде больше не печатался, исчез из литературы навсегда. Круг друзей и знакомых Рылеева достаточно тщательно изучен — Ракитина среди них нет.

В «Словаре псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей» И. Ф. Масанова прямо указывается, что Ракитин — псевдоним Рылеева{388}.Впрочем, этот вывод никак не мотивирован и, можно сказать, не признан в науке: стихотворения Ракитина не вошли ни в одно из собраний стихотворений Рылеева.

Между тем при сопоставлении произведений Ракитина с опубликованными в тех же номерах «Невского зрителя» стихотворениями Рылеева выясняется, что единое целое составляют не только сатира «К временщику» и «Польской». Несколько других больших стихотворений Рылеева и Ракитина, опубликованных рядом, на соседних страницах, тоже вполне корреспондируются друг с другом.

Интересно в этом аспекте «соседство» стихотворений «Романс» и «К другу», опубликованных в одиннадцатом номере «Невского зрителя» за 1820 год соответственно на страницах 139-140 и 141-142.

К ДРУГУ
Не нам, мой друг, с тобой чуждаться Утех и радостей земных, Красою милых не прельщаться И сердцем дорожить для них. Пусть мудрецы все за химеру Считают блага жизни сей, — Не нам их следовать примеру В цветущей юности своей. Теперь еще в нас свежи силы И сердце бьется для любви; Придут дни старости унылы — Угаснет прежний огнь в крови, К утехам чувства онемеют, Кровь медленней польется в нас, Все нервы наши ослабеют… И всё напомнит смерти час! Тогда, тогда уже не время О милых будет вспоминать И сей угрюмой жизни бремя В объятьях нежных облегчать… Итак, доколе не промчалась Быстротекущих дней весна, Доколь еще не показалась На наших кудрях седина, Доколь любовью полны очи Прелестниц юных нас манят И под покровом мрачной ночи Восторг и радости сулят — Мой друг, в свой домик безопасный Когда сну предан Петроград, Спеши с Доридою прекрасной На лоно пламенных отрад.
К. Р<ылее>в
РОМАНС
(Подражание Quand tu m 'aimoisje cherissois la vie[10])
Меня любила ты — я жизнью наслаждался, Мой жребий был тогда завиден Небесам, Обителью блаженств мне здешний мир казался, Я в счастии тогда подобен был богам. Меня забыла ты — и я в ужасной доле Отныне осужден в печалях жизнь влачить, Покорствовать судеб неумолимых воле И с скорбию в душе всечасно слезы лить! Меня любила ты — я в сладком упоеньи Превыше мнил себя и смертных, и богов. День каждый провождал в восторгах, наслажденьи… Верх счастья моего была твоя любовь. Меня забыла ты — оставленный тобою, Я должен лютый час рожденья проклинать, Блаженство на земли считать одной мечтою И радостей себе за гробом ожидать!
П. Ракитин

В данном случае Ракитин предается традиционному романтическому унынию в связи с разрывом с возлюбленной. Рылеев же, напротив, проповедует «утехи и радости земные». Расположенные по соседству стихотворения дополняют друг друга. Стоит отметить, что Ракитин здесь подражает не французскому образцу, но опубликованному в журнале «Благонамеренный» стихотворению О. М. Сомова:

Любить тебя — вот жизни утешенье! Иного я не смею и желать… Люблю тебя! — в восторге, в исступленье, Как сладко мне всечасно повторять!..{389}
вернуться

10

Когда ты меня любила — я наслаждался жизнью (фр.).