Прием соседства двух стихотворений как указания на то, что они дополняют друг друга, применялся не раз. Так, в первом номере «Невского зрителя» за 1821 год опубликованы «Заблуждение» — на 37-й странице за подписью «К. Рылеев» и «Романс» на следующей странице за подписью «П. Ракитин». Тема общая, но в рылеевском стихотворении лирическое повествование ведется от лица мужчины, а в «ракитинском» лирический герой — женщина.
ЗАБЛУЖДЕНИЕ
Завеса наконец с очей моих упала,
И я коварную Дориду разгадал!
Ах! если б прежде я изменницу узнал,
Тогда бы менее душа моя страдала,
Тогда б я слез не проливал!
Но мог ли я иметь сомненье!
Ее пленительный и непорочный вид,
Стыдливости с любовию боренье,
И взгляды нежные, и жар ее ланит,
И страстный поцелуй, и персей трепетанье,
И пламень молодой крови,
И робкое в часы отрад признанье —
Всё, всё казалось в ней свидетельством любви
И нежной страсти пылким чувством!
Но было всё коварств плодом,
И записных гетер искусством,
Корысти низкия трудом!
А я, безумец, в ослепленье,
Дориду хитрую в душе боготворил,
И, страсти пламенной в отрадном упоенье,
Богов лишь равными себе в блаженстве мнил!..
РОМАНС
(Las! Plus dejour, plus de nuit sans soujfrance[11])
Увы! И день и ночь веду я в огорченьи!
Пустыней для меня соделался весь свет;
Я потеряла всё… со мной одне мученья…
Я потеряла всё — со мною друга нет!
Весна не веселит и роща не пленяет,
Увял зеленый луг, поблек и розы цвет;
Тоска снедает грудь и слезы исторгает:
Я потеряла всё — со мною друга нет!
Но скоро, скоро я паду от огорченья…
Несчастные сердца! Свершите мой завет,
Свершите вы его, хотя из сожаленья:
Я потеряла всё — со мною друга нет!
Прошу вас над моей могилою простою,
Как скоро вечной сон глаза мои сомкнет,
Несчастную почтить надгробною такою:
«Зачем ей было жить, когда с ней друга нет!»
Тот же прием использован и в следующем номере «Невского зрителя». На страницах 147—148 помещено стихотворение «Жестокой», а на страницах 151 — 152 — стихотворение «Вино и Любовь».
ЖЕСТОКОЙ
Смотри, о Делия, как вянет сей цветочек,
С какой свирепостью со стебелька
Вслед за листочком рвет листочек
Суровой осени рука!
Ах! скоро, скоро он красы своей лишится,
Не станет более благоухать;
Последний скоро лист свалится,
Зефир не будет с ним играть.
Угрюмый Аквилон нагонит тучи мрачны,
В уныние природу приведет,
Оденет снегом долы злачны, —
Твой взор и стебля не найдет…
Так точно, Делия, дни жизни скоротечной
Умчит Сатурн завистливый и злой
И блага юности беспечной
Ссечет губительной косой…
Всё изменяется под дланью Крона хладной;
Остынет младости кипящей кровь;
Но скука жизни безотрадной
Под старость к злу родит любовь!
Тогда, жестокая, познаешь, как ужасно
Любовью тщетною в душе пылать
И на очах не пламень страстный,
Но хлад презрения встречать.
ВИНО И ЛЮБОВЬ
Вино волнует кровь
И сердце веселит,
Жестокая ж любовь
Нам душу тяготит.
Пускай дадут из них
На выбор мне одно:
Я до красоток лих,
А выберу вино.
При старости седой
Подпора мне нужна:
Я Селадон плохой,
Не выпивши вина.
Любовь век золотой
Нам только что сулит;
А кубок налитой
Тотчас восторг родит.
Но так как нам нельзя
По воле выбирать,
То станем мы, друзья,
Любить и попивать.
На этот раз поэты меняются местами: лирический герой стихотворения Рылеева убеждает возлюбленную ответить на его чувства, тогда как лирический герой стихотворения Ракитина настаивает, что такие переживания воспринимать всерьез не следует, и проповедует «вино и любовь». Вполне очевидно, что стихотворения опять и контрастируют, и дополняют друг друга, благодаря чему создается эффект своего рода поэтического диалога.
Конечно, темы стихотворений вполне традиционны для лирики начала XIX века. Однако перед нами любопытный поэтический эксперимент: диалог двух поэтов, то спорящих, то дополняющих друг друга.
* * *
Предположение, что произведения, подписанные Ракитиным, принадлежат перу Рылеева, подтверждается архивными материалами. В фонде Рылеева рукописного отдела Института русской литературы РАН (Пушкинского Дома) хранится автограф одного из таких стихотворений — «Романс» («Меня любила ты…») — с некоторыми отступлениями от опубликованного в «Невском зрителе» текста{390}.
На обороте листа с этим стихотворением — черновик письма Рылеева:
«Письмо от матушки от 17 декабря прошлого года с почтеннейшим приписанием в оном рукою Вашего превосходительства и с препровождением 800 р. ассиг<нациями> я имел честь получить февраля 20 дня в г. Воронеже, куда оное письмо было обращено из г. Павловска по причине моего здесь пребывания.
За оказанное Вашим превосходительством матери и мне чувствительнейшего благодеяния (так в оригинале! — А. Г., О. К.) я не нахожу слов благодарить Вас; оно останется навсегда в памяти моей»{391}.
Впервые опубликовавший это письмо С. А. Фомичев определил его адресата — им являлся Петр Малютин, а также время написания — февраль—март 1819 года{392}. Если учесть, что стихотворение Сомова напечатано журналом «Благонамеренный» именно в марте, то и написанный в подражание ему «Романс», очевидно, также следует датировать мартом 1819 года, как и рылеевское письмо Малютину.
вернуться
Увы! Нет дня, нет ночи без страдания (фр).