Судя по материалам о Российско-американской компании, опубликованным в «Северной пчеле», начало 1825 года Рылеев и Булгарин встретили в состоянии «нежной дружбы». В первой половине января, кроме трех статей о компании, «Северная пчела» опубликовала отрывок из неоконченной поэмы Рылеева «Палей»{620}.
Однако уже 19 января Булгарин писал их с Рылеевым общему приятелю Петру Муханову: «С Рылеевым мы вчера жестоко поссорились и, кажется, навсегда. Мне кажется, что он виноват противу меня и крепко. Но это мне не помешает почитать его всегда добрым и честным человеком и любить заочно. Ни говорить, ни писать противу него не стану дурно, ибо во мне есть еще кроха совести. Я не почитаю всех тех дурными, с которыми поссорюсь, ибо я сам болван порядочный, горяч, часто бываю дерзок: это физика — много крови»{621}. В чем была причина ссоры — неизвестно.
По-видимому, декларируемое в письме желание Булгарина не писать о Рылееве «дурно» продиктовано не только «крохой совести». Благодаря «Полярной звезде» Рылеев в начале 1825 года — всероссийская литературная знаменитость. У него как у правителя дел Российско-американской компании было много знакомых в высшем свете, ему покровительствовал адмирал Николай Мордвинов — не только известный политический деятель, но и обладатель устойчивой репутации экономиста-либерала, имевший неизменную популярность в среде читателей «Северной пчелы».
Булгарину и Гречу не было никакого смысла затягивать очередной конфликт с Рылеевым. И спустя две недели после частного булгаринского письма Муханову Греч публикует в «Северной пчеле» свое письмо тому же адресату под названием «Петербургские записки». Скрывшись под своим традиционным псевдонимом Д. Р. К.{622}, он сообщает Муханову: «Из небольшого отрывка, напечатанного в “Северной пчеле”, ты известился, что К.Ф. Рылеев пишет новую поэму “Палей”. Дарование сего поэта, избравшего благородное поприще отечественных событий, видимо усовершается с каждою новою пиесою. Публика отменно любит его, и если он будет несколько более прилежать к отделке своих стихов, то, вероятно, займет отличное место между отличными поэтами. Во всех его произведениях видна какая-то теплота душевная, уважение к правам человечества и любовь к родине, которые приковывают читателя к сочинению и заставляют любить сочинителя»{623}.
Очевидно, Булгарин рассчитывал, что после этой публикации тщеславный поэт восстановит взаимоотношения с ним.
Однако, судя по дальнейшим событиям, этого не произошло. Вполне возможно, что Рылеев посчитал недостаточным хвалебный отзыв о себе, исходящий от Греча, а не непосредственно от Булгарина. Кроме того, слова «вероятно, займет отличное место между отличными поэтами» не могли удовлетворить авторское самолюбие правителя дел Российско-американской компании.
Еще десять дней спустя в «Северной пчеле» появляется новая статья о Русской Америке: «Мы несколько раз сообщали читателям нашим разные сведения из Ново-Архангельского порта. Нелишним считаем поместить здесь краткое описание сего места, присланное оттуда одним медиком, находящимся на службе в РАК. “Ново-Архангельск, колонии и порт Российско-американской компании лежит на острове Ситх, неподалеку от северо-западного берега Америки, под 57° сев[ерной] широты. Климат там теплее, чем в Лифляндии; стужа редко достигает 15 градусов; но почти ежедневно идет дождь и носятся густые туманы, неприятные для иностранцев. Несмотря на то, болезней здесь мало. Весь остров утесист и неспособен к землепашеству; с великим трудом разводят по морскому берегу картофель. Утесы покрыты не землею, а только мхом; и в этом мхе растут пребольшие ели и лиственницы в таком множестве, что весь остров кажется одним непроницаемым лесом. На приморском берегу обитают тамошние природные жители, питающиеся рыбою и немногими кореньями. Платье шьют они из дорогих бобровых, собольих и лисьих шкур; но большею частью ходят нагишом, даже при стуже в 6°, и купаются ежедневно в холодной воде. Они смелы и хитры, умеют владеть огнестрельным оружием и при случае воруют и грабят весьма искусно. Лице свое раскрашивают они красным, черным и зеленым цветами и набивают волосы мелкими птичьими перьями. Женщины прокалывают нижнюю губу деревянного палочкою, от чего губа отвисает до невероятной длины. Чем длиннее губа, тем прекраснее дама! — Жизненных припасов здесь мало, и они чрезвычайно дороги. Нет земледелия, следственно, нет хлеба и овощей, кроме картофеля и репы. По недостатку пажитей нет ни рогатого скота, ни овец, ни лошадей. Десяток яиц стоит 5 р., пара кур 10 р., шеффель[15] картофеля 30 р. Хлеб и масло привозят из-за моря. Ближайшая плодоносная земля, Калифорния, лежит в 2000 верстах отсюда”»{624}.
Статья была подписана буквами О. Р. В., которые, как впоследствии объяснял Булгарин, означали ссылку на выходившую в Риге немецкоязычную газету «Ostsee-Provinzen Blatt» («Остзейские провинциальные ведомости»). Статью эту через три дня также перепечатала «Journal de St.-Petersburg»{625}.
Публикация эта описывала ситуацию в колониях гораздо точнее, чем три предыдущих. Земля, на которой невозможно заниматься земледелием; холод, дороговизна, воровство и грабежи; странные, непонятные европейцу нравы и привычки местных жителей — со всем этим ежедневно сталкивались служившие в Америке российские сотрудники компании. «Тайна компании», таким образом, была явлена миру.
О мотивах, побудивших Греча и Булгарина напечатать эту статью, можно только догадываться. Возможно, Булгарина задело, что Рылеев не помирился с ним после публикации Греча. Возможно, сыграли роль особенности булгаринского характера, его «дерзость» и «горячность», а заодно и стремление наказать Рылеева, не пожелавшего мириться.
Для Рылеева это был сильный удар. Из его частной переписки следует, что все первые месяцы 1825 года он занимался подготовкой к важнейшему событию — общему собранию акционеров Российско-американской компании. На повестке дня стояли вопросы о балансе компании, ее экономических потерях, положении в колониях и т. п.{626} На собрании вполне мог быть поставлен вопрос о правителе дел, так и не сумевшем создать в периодической печати положительный имидж компании.
15
Шеффель — здесь: мера объема сыпучих тел, использовавшаяся в основном в германских государствах и сильно различавшаяся по величине — от 55 литров в Пруссии до 177 литров в Вюртемберге.