− Лате за мной приедет… А вот, кстати, и он! − воскликнул Хассельгрен, увидев черную машину, въезжающую к ним во двор. Он сразу же заметно повеселел.
− Не нужно провожать, я не выношу долгих прощаний, дело не в тебе, дело во мне! − скороговоркой произнес Матти, подхватывая свою гитару, поспешно надевая рюкзак и поднимая коробку с дисками. Затем он так же торопливо поцеловал Эмми в губы (она продолжала смотреть на экран) и полетел к двери на крыльях счастья.
− Эмми, − торжественно бросил он на прощание. − Ты можешь остаться жить тут… Потом будешь смотрителем в музее славы!
− В каком еще музее? Это вообще мой дом, придурок, − хмыкнула девушка, но Матти уже был на улице.
− Лате! − радостно завопил он, взволновав всех окрестных собак.
− Мате! − так же радостно воскликнул Лаури, распахивая дверь машины.
Они тут же бросились друг другу в объятия, словно братья, разлученные в раннем детстве и нашедшие друг друга спустя долгие, наполненные тоской и одиночеством, годы. Хотя нет, даже такие братья и то вели бы себя куда сдержаннее, чем Лате и Мате, которые расстались всего-то пару суток назад. Но когда у двух людей происходит такое единение душ, такое удивительное понимание, разве стоит указывать им, как себя вести? Они кричали как ненормальные, растревожив еще спящий городок, в порыве чувств разбросали все вещи Матти по заснеженной лужайке и сами чуть было не свалились на землю.
В машине Лате участливо дотронулся до его руки и спросил:
− Как твоя девушка?
Матти вздохнул.
− Конечно, ей было трудно пережить расставание. Женщины… Я надеюсь, Эмми не будет сходить с ума и не сядет на иглу.
Но когда они уже въезжали в вечерний Хельсинки, нелегкие судьбы великих людей и их спутниц, вынужденных отпускать этих вольных птиц в большой полет, были давно позабыты. Лате притормозил у «Р−Киоски» и вернулся с парой ящиков пива и пиццей. Затем они поехали домой. Вернее, на квартиру, которую снимал Лате, но Матти уже заранее определил ее как свой дом.
Был чудесный зимний вечер, один из таких, которые особенно приятно провести в хорошей компании. Ребята посидели в сауне, выпили пива, порадовали немного соседей, подражая Тарье Турунен и отчаянно завывая на балконе, и наконец, усталые, завалились на кровать Лате. Матти поначалу собирался спать на диване, но до него было слишком далеко идти. К тому же в такую холодную финскую зиму куда уютнее, когда рядом валяется Лате, горячий как печка.
− Я во сне кусаюсь и выкручиваю соски, − предупредил Матти его милый басист, пододвигаясь ближе.
Матти хотел было уточнить, кому он их выкручивает, себе или соседу по койке, но Лате уже спал.
За окном снежинки исполняли свой плавный танец под луной. Стояла небывалая тишина, лишь легкий сквозняк катал жестяную банку «Золота Лапландии» по полу, и она издавала приятный мелодичный звук. Матти тоже вскоре одолел сон, и спал он крепко, несмотря на то, что Лате действительно всю ночь хватал его за грудь и норовил укусить за плечо.
========== 4. Dead Pam заявляет о себе миру ==========
Их демо. Казалось бы, просто кругляш в пластиковой упаковке, но для них − сокровище. А Матти уже считал, что вскоре этот диск станет сокровищем не только для них, но и для всего мира. Для каждого, кто ценит настоящую музыку. Великую музыку. Это открытие, откровение…
− Эй, толкните нашу звезду кто-нибудь, пусть выйдет из транса, да пойдем, отметим! − воскликнул Йуусо. Они только-только закончили работать над записью, и теперь, наконец, могли вздохнуть с облегчением. Это было непростое время для них всех.
Кто бы мог подумать, что Матти, с его-то эго, с его-то несгибаемой самоуверенностью, окажется таким перфекционистом и тираном? Что он будет изводить и себя, и всю группу, заставляя их дневать и ночевать в студии?
Никто, даже благоразумный Антти, и не пытался намекнуть их фронтмену, что он слегка не прав. Что человеку, который присоединился к команде в последнюю очередь, вовсе не позволительно строить из себя этакого царя-самодержца. Но синие глаза Матти так бешено сверкали, что ему не решались перечить. Лишь Лате, на правах ближайшего друга и соратника Мате-властелина, мог немного повлиять на него.
Каждый раз, когда происходящее в студии начинало смахивать на картину «Неистовство Ахиллеса» − кромешный хаос, куча перепуганного, полураздетого (обогреватели в студии работали на совесть), сильно озадаченного народа, а на первом плане − безумный парень с глазами убийцы, Лате, словно верный Патрокл, подходил к своему Ахиллесу и говорил то же самое, что, наверное, говорил и соратник знаменитого древнегреческого воина своему товарищу, когда тот терял рассудок, обуреваемый страстями:
− Пиво, прямо из холодильника… Вот, возьми!
Матти все еще крепко сжимал копье, то есть микрофонную стойку, и все еще испепелял взглядом уборщика, который осмелился заявить, что здание должно было уже два часа как быть закрытым, но при виде Лате и пива лицо его смягчалось. Он протягивал руку к банке. А после того, как ее содержимое выпивалось, перед ними являлся прежний Матти, только очень усталый. Все хором заверяли его, что сегодня они прилично продвинулись, и на следующий день будет только лучше, дружно хватали его под руки и почти выносили из студии.
− А что же будет, когда мы начнем записывать альбом? − качал головой Антти, глядя, как Мате безмятежно посапывает на пассажирском сидении, то и дело норовя завалиться к Лаури на плечо.
− Тс-с-с! − шипели Лате и Йуусо, всерьез опасаясь, что, услышав слова «альбом» и «записывать», злобное маттино альтер-эго проснется и погонит их назад в студию.
Непростые это были дни, очень непростые. Но результат того стоил. Они стояли и любовались своим детищем. Обложку сделал Лаури − он умел неплохо рисовать на компьютере. Мультяшная девушка-зомби, немного похожая на Бёртоновскую мертвую невесту, только блондинка и очень грудастая, а вместо глаз темные провалы. И логотип группы − кроваво-красные буквы − зияющая рана на горле красотки. Китч, но при этом такой стильный. Для тех, кто понимает, конечно.
Оформление сингла напоминало о старых фильмах ужасов с их атмосферой, с их наивными клише, с их прекрасными жертвами в прозрачных сорочках, реками бутафорской крови. И со зрелищностью, с лихвой компенсирующей отсутствие дорогих спецэффектов. Дань классике, помноженная на современную вычурность. Лате очень много времени проводил с Мате и теперь тоже мог часами распинаться о том, какой глубинный смысл содержится во всем, что он делает.