Нейт стоит, не двигаясь, поэтому я беру его за руку и веду к огромному креслу, которое пахнет папочкой, мазутом и немного сыростью. Я сажусь в уголок так, чтобы осталось место для Нейта, папочка, увидев это, щелкает языком.
– Шарлотта, тебе бы следовало знать. Как мы сидим в папочкином кресле?
Ох, какая же я глупая. Я оттолкнулась и, соскользнув на пол, посмотрела на Нейта:
– Ты должен сесть первым. Я сяду к тебе на коленки.
Нейт смотрит на папочку, потом на кресло и на меня. Он выглядит растерянным и мне это не нравится. Я хочу, чтобы он был счастлив, так что я обнимаю его и говорю шепотом, чтобы не расстроить папочку:
– Не бойся. Все в порядке.
Нейт
Настоящее
Болит всё кроме того, что должно болеть. Я потерял сознание сразу после того, как увидел, что Конор, придерживая моё плечо, звонит в 911. Кто-то другой держал мою голову. Я не хотел смотреть, но должен был знать, какие у меня повреждения. В этом отношении я не привык себя жалеть. Когда арматурные стержни, скатившись со строительных лесов, начали отскакивать от твердой поверхности, один из них отскочил прямо рядом со мной, пригвоздив меня к земле. Я сразу понял, что им придётся распилить его, чтобы освободить меня. Последнее мои мысли были о той, о ком я думаю всегда, перед тем как уснуть – Чарли.
Примерно лет с шести или семи, она была последним, о чём я думал, прежде чем погрузиться во тьму, а затем, в один прекрасный день все изменилось – она стала единственным, о чем я вообще мог думать. Годы спустя мне пришлось отучать себя от этого, потому как это проклятие чуть не убило меня. Но по ночам я отбрасываю в сторону своё решение и позволяю её образу заполнить меня, так что нет ничего удивительного в том, куда отправились мои мысли, когда я выскользнул из мира хаоса, искр шлифовальной машины и боли.
Тем не менее, сейчас я чувствую боль. Во рту и в горле всё горит, голова раскалывается, но плечо не болит. Все, что я ощущаю – это тугая повязка, и, пытаясь открыть глаза, я боюсь того, что могу увидеть. Веки слишком тяжелые, мне очень тяжело разомкнуть их. В этот момент я чувствую на себе чьи-то руки, и сквозь меня проходит разряд. Кто-то резко втягивает в себя воздух, и я вздрагиваю.
– Извини. Я не хотела напугать тебя. Просто не хочу, чтобы ты поранился.
Это не может быть она.
Мои глаза открыты, но я чувствую заторможенность, несмотря на то, что в груди бешено колотится сердце:
– Чарли?
– Да.
Я отталкиваюсь от кровати– мне нужно сесть. Мне необходимо бороться с действием лекарств в моем организме, которые тянут меня назад. Я должен почувствовать ее, прежде чем видение растает. Она больше не приходит ко мне во снах, когда я разговариваю во сне – это опасно как для меня, так и для неё. Чувствуя любую слабость, другие заключенные подобны стервятникам, а она всегда была моей слабостью… подождите, я больше не заключенный. Мой срок кончился. Теперь я свободный, состоявшийся человек. В голове всё безнадёжно перемешалось, и я не могу доверять сам себе. Но в тоже время, как я могу отрицать то, что вижу перед глазами?
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, пытаясь справиться с напряжением, растущим в моём черепе.
– Я здесь работаю.
– Нет. Ты работаешь в Чикаго.
Зачем ей сюда возвращаться?
Она усмехнулась, сдвинув брови. Тот же хмурый взгляд, что и одиннадцать лет назад.
– Откуда ты знаешь?
Я тряхнул головой, не желая признаваться в том, что как только вышел из тюрьмы, сразу разыскал её. Я не хотел говорить ей, что в течение многих лет я следил за тем, чтобы с ней всё было хорошо, до тех пор, пока наблюдать стало просто невыносимо, так что я солгал:
– Мне сказала Нона.
– Оу… – протянула она. –Да, я работала в Чикаго, но месяц назад переехала сюда с…чтобы начать всё с нуля.
Я кивнул. Я знал всё о её начинаниях так же, как и о своих.
Интересно, подразумевает ли это её начинание того же парня, с которым я видел её, когда они заезжали в новую квартиру. Меня чуть не убило наблюдать Чарли рядом с ним…и как оказалось, это был последний раз, когда я видел её.
Она была счастлива без меня, поэтому я должен был отказаться от неё. Она заслуживала кого-то наподобие него, а не мрачную тень вроде меня. Мне необходимо было быть лучшим, чтобы иметь возможность доказать ей, что я достоин. Но в тот день, когда Док-красавчик похлопал её по попке, а она, просияв в ответ, хихикнула и достала коробку из автомобиля, я понял, что никогда не буду для неё достаточно хорош. Я никогда не смогу заставить её улыбаться так же невинно после всего того, что произошло. Я уехал и попытался двигаться дальше. Уехал до того, как совершил что-то по-настоящему глупое и безрассудное.
Между нами повисло неловкое молчание, я столько всего хотел сказать ей, но знал, что не скажу. Не могу. Так много того, что мне хочется сделать, но это уже совсем другое.
– Операция прошла отлично. Тебе очень повезло, что ты отделался легкими повреждениями. В ближайшее время к тебе придёт доктор убедиться, что с тобой всё в порядке, и ты готов для перевода из послеоперационной палаты.
– Спасибо, – хрипло сказал я. Это прозвучало странно, и я прочистил горло.
Она потянулась к чашке и поднесла её к моим губам:
– За что?
Я наклоняюсь вперед и сжимаю чашку и её руки в своих. Я не должен был этого делать, но мне необходимо было почувствовать её кожу ещё хотя бы раз. Прошло так много времени с тех пор, как я касался её. Почувствовав её сладкий аромат через запах антисептика, я закрываю глаза. Я конченый ублюдок.
Прежде чем продолжить разговор, я сделал маленький глоток и лег на спину, игнорируя сверлящую боль за глазами, впивающуюся в мой мозг:
– За то, что ты здесь.
– Ты бы поступил так же.
Я бы что угодно сделал ради тебя. Уже делаю. Ничего из этого я не произношу вслух, так как она и так знает об этом, поэтому я лишь киваю головой.
Она нервничает, время от времени бросая взгляд на дверь. Черт, ненавижу это. Она не может дождаться момента, чтобы убраться отсюда.
– Есть кто-то, кого мне стоит поставить в известность? Или об этом уже побеспокоились?
– Черт. Нона. – Я отталкиваюсь от кровати, и меня пронзает жгучая боль, вызывая тошноту. Опустив руки мне на грудь, она прижимает меня к кровати, из-за чего моя голова идёт кругом, или всё дело в боли…
– Тебе нельзя этого делать. Тебе нужен покой, Нейт. Я позвоню Ноне.
– Скорее всего Коннор уже сообщил ей, но она уже в возрасте и наверняка волнуется. Захочет прийти, а Дэйви не вынесет, если увидит меня в таком состоянии.
– Знаю. Я позвоню ей и скажу, что с тобой всё в порядке. Если же она захочет прийти, чтобы убедиться в этом лично, я могу побыть с Дэйви, если это поможет.
Я успокаиваюсь, ее руки по-прежнему остаются на том же месте, и я заглядываю в её мягкие карие глаза, которые несут тяжесть её сломленной души.
– Ты бы сделала это?
– Да. По крайне мере, я обязана тебе и Ноне этим, – шепчет она.
– Нона не переехала, Чарли. Она все так же живет по соседству.
Я вижу, как она вздрагивает, и это откликается болью у меня груди.
– Всё нормально. Это всего лишь дом.
Это больше, чем просто дом, и мы оба об этом знаем. Это напоминание о том, что убило во мне все хорошее, а в ней все невинное.
Медсестра с картой в руках, войдя в палату, пытается скрыть интерес к тому, что происходит между нами. Я не осуждаю её.
– Рада видеть, что вы очнулись, – сказала она в то время, как Чарли отпрянула от меня, пытаясь увеличить расстояние между нами. В панике я чуть было не потянулся за ней, так как не хотел, чтобы она уходила. Но она покачала головой.
– Я пойду позвоню Ноне, – она отворачивается, и я слышу, как мой кардиомонитор достигает максимума, в отличие от глухого стука у меня в груди.
– Чарли? – ненавижу то, как в отчаянии хрипло звучит мой голос. Но что есть, то есть – я мужчина, отчаянно желающий девушку… женщину, которую не могу забыть. – Ты вернешься?