Я только заношу кулак, чтобы ударить его в пятый раз, но меня пробивают со стороны и валят на землю. Моё плечо пылает от боли, и я смутно слышу звон воплей и криков прежде, чем вижу рукав синей рубашки, обтягивающий накачанную руку, удерживающую меня. Я вижу, как Пол держится за лицо и из-под его руки непрерывно струится кровь, пока другой рукой он указывает на Чарли, а затем на меня:
– Я разрушу ваши жизни. Вы оба заплатите за это!
– Где он?? – кричит Чарли над ним, пока её удерживает пожилая пара. У неё в руке шкатулка; она висит открытая и пустая.
– Где он?!
Пол смеётся и смеётся, как победивший сумасшедший.
Во мне назревает злость и дурнота, я больше не беспокоюсь о Поле. Я просто хочу добраться до Чарли, орущей и дрожащей, пока пожилая женщина пытается поддерживать её. Мужчина направляется к истекающему кровью Полу, спрашивая, не нуждается ли тот в помощи. Да кому он нужен?
Я снова и снова пытаюсь оттолкнуть здоровяка от себя. Мне нужно быть рядом с ней, но он мне не уступает. Я даже не могу посмотреть, кто это, чтобы понять, знаю ли я его. Но он знает меня, мое имя, я слышу, что он называет меня по имени. Он пытается успокоить меня, но я практически не различаю других звуков, кроме одного… отчетливый звук сирены становится всё громче.
Кто-то вызвал копов. Чёрт.
Чарли
Настоящее
Сквозь пелену слёз я снова вижу, как шериф Бивер-Дэма тянет Нейта на заднее сидение своей патрульной машины из-за меня, из-за того, что он защищал меня.
Чёрт, когда это всё прекратится? Когда я перестану ранить тех, кого люблю? Даже если бы я перестала дышать, я бы сделала кому-то больно.
Я не могла рассказать Шерифу Ноэлю ничего такого, что могло заставить его слушать меня, или более того, изменить своё глупое мнение. Он сказал, что ждал, когда Нейт оступится, и это был его шанс воздать ему по заслугам. Ноэль, будучи новым заместителем, так и не поверил нам, когда мы много лет назад рассказали ему о том, что его наставник педофил; он просто не хотел с этим мириться. Теперь, когда он – шериф, он мстит Нейту.
Папа всех одурачил; однажды занятая им должность шерифа принесла ему много доверия от жителей городка, которые гордились подобными вещами. Он был полицейским, верующим человеком, который трагически потерял жену и был убит горем. Потом он воспитывал психически больную дочь, у которой были слишком близкие отношения с плохим соседским парнем, сыном наркоторговца. Не было смысла пытаться объяснить правду; никто не верил ни нам, ни Ноне.
Ноне вновь предстояло пройти через боль от того, что её внук может попасть в тюрьму. Единственный способ уберечь его от тюрьмы – рассказать некоторые отвратительные факты, которые я никогда не хотела, чтобы кто-то знал, даже Нейт. Я лишь надеюсь, что полицейский надзиратель поможет, что он поверит мне и моим грехам.
Вскоре город снова и снова будет обсуждать наше прошлое, а так как Пол не имеет ничего общего с ним – он, должно быть, разделит мой дневник со всеми; страницы, наполненные нашими с Нейтом секретами.
Я уже практически его не веду; у меня не было возможности с тех пор, как я съехалась с Полом. Вы не можете скрывать личный дневник вблизи от кого-то подобного ему. Так что я спрятала его в старую деревянную шкатулку, которую нашла на блошином рынке The Vintage Bazaar. С тех пор он оставался запертым на дне моего комода и я доставала его только тогда, когда отчаянно нуждалась удержаться на плаву. Дура!
Я приехала сюда, оставив прошлое позади. Большинство жителей города не узнают меня, а кто узнаёт – либо избегают меня, либо забыли о всеобщем внимании, которое я и Нейт привлекли ко всем, кого мы любили. Отчасти нам повезло, что мы были несовершеннолетними, бюрократия скрыла большую часть информации от общества, оставляя сплетни, которые занимали умы людей.
Теперь они узнают. Я собиралась рассказать всё, если этого не сделал Пол, так как это был единственный шанс спасти Нейта.
Глава 11
Чарли
16 лет
Разумеется, Нона радушно приняла меня в своем доме. Она не задавала слишком много вопросов, но знала, что всё было крайне серьёзно. Думаю, она полагает, что со временем я сама расскажу ей обо всем, но она ошибается. Я никогда не расскажу ей.
Единственное её правило заключается в том, что мы не должны спать вместе. Я понимаю это; я следую ему, но не Нейт. Он спорил с ней, чем отличается то, что она разрешила мне спать в его кровати почти каждое утро от того, что теперь мы будем спать вместе всю ночь. Её аргументом было то, что раз он не смог увидеть разницу, он был слишком глупым, чтобы девушка осталась в его кровати на всю ночь.
Я люблю её. Она никогда не боится, чего не хватает мне и Нейту. Он делает вид, что ничего не боится, но это не так. Возможно, если бы Нона знала правду, она бы тоже боялась. Возможно, она бы отправила их всех подальше от меня, оставив меня в полном одиночестве. Нет, я не расскажу. Не расскажу, потому что очень боюсь, очень сильно.
Нейт подготавливает импровизированную кровать на ночь, несмотря на то, что Нона предпочла бы, чтобы он спал на диване до тех пор, пока она не установит еще одну кровать здесь. Думаю, она поселит мальчиков вместе, и я ненавижу себя за то, что из-за меня Нейт переезжает из своей комнаты, хотя подозреваю, что он в любом случае не останется в той временной комнате. Как только мы услышим, что дверь в её спальню закроется, Нейт подойдёт ко мне и крепко обнимет. Она никогда не заходит в его комнату; она считает, что парень заслуживает пространства, но я не удивлюсь, если теперь это изменится, когда я здесь.
‒ В твою рубашку могут влезть три меня, ‒ говорю я, придерживая свою импровизированную ночную рубашку, чтобы показать, что я имею в виду. Он роняет свою подушку и поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и я не могу не скользнуть взглядом по его худым бедрам и двойной резинке трусов, умоляющей меня опустить взгляд ниже, но я не осмеливаюсь.
Нейт хихикает, медленно направляясь ко мне. Этот парень может медленно двигаться, и в своих трусах он умоляет о большем, чем просто о взгляде.
Нейт практически мужчина, и мысль об этом заставляет меня задрожать всем телом, почти до глубины души.
Он тянет мою рубашку… или свою рубашку.
‒ Может быть, мы могли поместиться в ней вместе, ‒ он поднимает бровь, и я хихикаю. По-дурацки хихикаю, и он ухмыляется, будто победил. Самодовольная задница.
‒ Может быть … ‒ он подходит ближе, удерживая рубашку оттянутой. У меня под ней ничего нет; все мои вещи остались дома, и я не смогу забрать их до тех пор, пока не будет безопасно. Так что, когда он подходит ближе и смотрит вниз, он всё видит.
‒ Возможно, мы могли бы просто избавиться от неё. Она тебе не нужна.
‒ Думаю, Нона это не одобрит.
Он хихикает и выпускает ткань из рук; она сползает по моей коже, посылая мурашки по всей моей плоти.
‒ Думаю, что прямо сейчас Нона не одобрила бы практически все мои мысли и предложения. Вернее, я знаю, что она не одобрила бы, и всё же мне насрать.
Я засмеялась, прежде чем он толкает меня на кровать и целует так, как мне нравится: голодно и нежно. Я хочу, чтобы он всегда был моим, а я его. Когда мы такие, я чувствую силу в наших чувствах, силу в том, что мы отдаемся друг другу.
Впервые за всё время я вижу реальное прекрасное будущее для нас с Нейтом, и удивительно, насколько все может изменить то, что будет происходить между нами ночью. Несмотря на отсутствие моих вещей, несмотря на предательство по отношению к Ноне, сегодняшняя ночь – начало нашей жизни, и я не могла быть счастливее.