— Я сын Эрики, — сказал мальчишка и нетерпеливо поднял брови, будто говоря: "Ну что, ты думаешь меня вообще впускать или нет?"
Я, как рыба, по-дурацки открыл рот, но так и не нашел что сказать. Молча отступил, приглашая его войти.
Он вошел в прихожую, по-хозяйски осматриваясь. Руки в карманах бежевых широких штанов, на футболке надпись "Я сегодня холост". Сам я был по-прежнему без текстов. Мальчишка так ошарашил меня своим появлением, а особенно своей абсолютной непохожестью на всех, кто был кровно связан с Рикой, что мне требовалось время, чтобы справиться с сумбуром. Но мы с мальчишкой были уже не единственными актерами на этой сцене. В дверях комнаты стояла моя возлюбленная в наспех накинутой моей рубашке и расширенными от каких-то непонятных эмоций глазами взирала на нашего гостя.
— Привет, ма, — хмыкнул парнишка. — А я думал, ты девственница.
Рика зарычала, так же, как рычала иногда на меня и разразилась такой тирадой, что воспроизводить ее здесь у меня не поднимется рука.
— Что ты здесь делаешь? — Уже человеческим голосом недобро спросила она. Глаза ее метали молнии. На мальчишку ее ярость совершенно не произвела впечатления. Он повернулся ко мне и протянул руку, которую я машинально пожал.
— Меня зовут Владимир. Я сын этой рыси.
Я почти уже боготворил его.
— Денис, — ответил я. — Тебя назвали в честь Высоцкого, предполагаю?
Мальчишка засмеялся, показывая все зубы и прищелкнул языком.
— Не угадал. В честь Владимира Ильича. Но мыслишь верно.
Я провел мальчишку на кухню и попросил сделать чай, а сам помелся в ванную добриваться. И заодно собрать мысли в кучу. Не успел закрыть дверь, как вломилась Рика.
— Я не хотела, чтобы вот так вот… — растерянно, почти умоляюще произнесла она. Я уже брился, стараясь не смотреть на ее отражение в зеркале.
— Ри, я знал про сына. Мне сказали уже давно. — Успокоил ее я. — Почему ты молчала? Ты познакомила меня с родителями, а с ним не стала. Почему?
— Я не знаю, — сокрушенно пробормотала она. — Он не такой как они, если бы вы были там вдвоем, это было бы невыносимо.
— Извини, но я не понимаю. — Украдкой я бросил-таки на нее взгляд. Такой удрученной, пожалуй, я ее не видел еще никогда. — Я не могу понять, в чем проблема. И еще одно, — теперь уже я повернулся к ней и заставил ее поднять глаза, — извини, это, конечно, очень личное для тебя, но я не понимаю, как у тебя может быть такой взрослый ребенок?
В ее взгляде заметались непонятные огоньки, но каким-то усилием ей удалось их потушить.
— Ты не поймешь, я тебя знаю…
— Ты все мне расскажешь позже, согласна?
— Нет…
— Ри!
Ее лицо стало жестким.
— Нет.
— Тогда уходи. Оставь его и уходи.
— Это несправедливо, это тебя не касается!.. — Вновь растерялась она. — Какое у тебя право…
— Дорогая, я твой доктор. И меня все касается до тех пор, пока я не вылечу твою нездоровую психику. Так что можешь уходить, если не согласна со мной.
Ее глаза сверкнули и она пулей вылетела за дверь. Через две минуты, когда я вышел, ее уже в квартире не было. Мальчишка мирно сидел на кухне и потягивал "Гессер", выуженный, вероятно, из моего холодильника.
Я хотел сказать ему что-нибудь по этому поводу, но передумал. Для меня на столе стояла чашка с дымящимся кофе.
— Я подумал, что ты не будешь пиво с утра, — объяснил парень.
— Почему ты назвал ее рысь?
— Это для нее ласковое прозвище, типа мамуля. Она не обижается.
Я понимающе покивал и уставился в свою чашку.
— Не знаешь как со мной общаться? — Доверительно спросил мальчик. — Глупая ситуация, да?
— Да, — согласился я. На самом деле мне хотелось смеяться. С одной стороны, ситуация и впрямь была глупая, с другой — рядом с мальчишкой было так спокойно и хорошо, что я терялся даже от одного этого.
— Не оставляй ее, — тихо сказал он.
— Что? — я вскинул глаза. Он смотрел на меня серьезно и по-взрослому.
— Ты был у нас, я знаю. Я знаю, что они все ненормальные. Но она не такая. Только притворяется такой, на самом деле — нет.
— Почему ты решил, что я тот, кто ей подходит? Мы почти не знакомы.
— Она выбрала тебя. — Спокойно сказал он. — Этого достаточно. Я пришел, только чтобы попросить тебя, чтобы ты ее не бросал. Я бы бросил, если бы у моей девчонки была такая семья.
— Сколько тебе лет? — Спросил я.
— Она сама скажет. Она наверное хотела нас познакомить, но боялась. Я слышал, о чем вы говорили только что. Я бы тебе рассказал все, но она сама расскажет. Вернется и расскажет, вот увидишь.
— Чего боялась?
— Того, что ты спросишь то, о чем спросил.
— Такая мрачная тайна?
Он хохотнул.
— Нет в общем-то. Просто ты нормальный человек, я нормальный человек. Нам это трудно понять.
Я смотрел на него и просто хлопал глазами. Рике было двадцать девять, значит мальчику не могло быть больше тринадцати. Но я чувствовал, что разговариваю с человеком старше и мудрее меня. Этого не могло быть!
— Ты ее родной сын? — Неожиданно вырвалось у меня. В этот момент затрезвонил телефон. Я взял трубку. Мой чернокожий друг заорал, что у нас съемка через двадцать минут и все давно собрались и ждут меня. Я едва понял, что он имеет в виду. Разговор с Владимиром напрочь выбил меня из реальности.
— Мне надо на работу, — пробормотал я, кладя трубку. — Мне очень жаль… Хочешь, можешь остаться, я вернусь через пару часов.
— Не, мне в школу. Я и так косанул первые уроки. Да мы еще увидимся, сам понимаешь.
Уже в дверях он сказал мне:
— Все будет хорошо. Насчет нашей родни ты не парься, никогда не ходи туда когда меня там нет, у матери спрашивай. А при мне они как котята. Если постараешься, тоже сможешь их держать в кулаке. Кстати, у тебя жевачки нет?
Весь день я летал. Казалось, мальчишка зарядил меня своей энергией. Хотелось просто двигать горы! После рабочей съемки я, впервые за последние пару лет, взял свой старый "Никон" и поехал на озеро. Мне непременно захотелось снять закат. Так, как я давно собирался. Весна била по мозгам со страшной силой. Я бродил один возле воды, испробовал десятки ракурсов и дождался самого прекрасного в моей жизни заката. Мой свадебный подарок Рике, этот закат, который я поймал навсегда, он будет висеть над нашей кроватью. И напоминать мне об этом дне, когда я понял, что люблю ее, люблю такой, какая она есть. Такой, какой ее любит Владимир. Всего несколько минут, проведенные с ее сыном полностью поменяли мое отношение к ней. Так почему же она не показала его сразу…
Я жил теперь вполне сносно. У меня была комната на чердаке, даже маленькое замызганное окошко под потолком имелось. Если хорошенько подтянуться, цепляясь за бревна, можно было в него заглянуть и увидеть крышу соседнего дома. Я спал на груде старых книжек и тетрадок. Пыль весь день столбиками плясала в лучах света, проникающих в мое оконце. Наверное мне в воду для питья подсыпали что-то успокаивающее или может даже наркотики. Потому что я дни напролет способен был тупо следить за столбиками пыли и ничто другое меня в общем-то не беспокоило. Пить хотелось постоянно, воды давали мало, поэтому бороться с отравой путем воздержания не получалось. Должно быть, у меня была слабая воля, совсем не такая как у парней из фильмов. Да, Рика была права. Я был не герой. Вот так валяться постоянно и ничего не предпринимать мог только негерой. Ночью я не пил, поэтому под утро мое сознание немного светлело и я начинал размышлять активнее. Тема побега меня перестала волновать сразу после того как я обнаружил в первый день чердачного существования, что новое это помещение сделано на славу. Может и был какой-нибудь способ отсюда выбраться, но мне он в голову так и не пришел. Но не только из-за этого у меня опускались руки. Рика была права: помня тот случай, вокруг которого Степан Даренский строил свое расследование, когда отправлялся в эти края, я не имел права питать иллюзии. Там был какой-то парень, который сбежал из плена и ломанулся к местным ментам. К ментам он сумел добраться, но больше его живым уже никто не видел. Таковы были непроверенные слухи. Их-то и попытался проверить в своей опасной командировке брат Рики. Его тоже больше никто не видел живым. Нашей с Рикой тюрьмой был не этот дом и чердак, нет. Нашей тюрьмой была эта деревня и, быть может, вся эта маленькая горная страна. Они, все жители здесь, были повязаны древними нитями крови и религии. Нам, славянам, никогда не осознать этой связи до конца. Мы слишком ассимилированы, слишком космополитичны по своей натуре. Да мы и не пытаемся понять… Вот и пропадаем без следа в этой забытой нашим богом стране. И все же, зная, что шанса выжить, ожидая помощи, у меня и у Рики практически нет, я бы все равно предложил ей попробовать бежать. Один я не мог — наверняка даже любовник не спас бы ее, если бы я сбежал. Но Рика ни за что не соглашалась. За последнюю неделю она приходила ко мне пару раз, но даже слышать не хотела о побеге. Я стал верить, что она действительно хочет остаться. Я не знал, как продвигаются дела с выкупом, похоже никак. И не понимал, почему я все еще жив. Странным было то, что наши хозяева не провели параллели еще между Рикой и Степаном Даренским. Это было просто непостижимо! Да, у Рики была моя фамилия, но ведь как-то они должны были связаться с родственниками и понять, что к чему. Происходило что-то странное. Глупо было надеяться, что Степан был похищен какой-то другой бандой и информация о нем была не известна нашим хозяевам. Я не был уверен, что наши с Рикой разговоры не подслушиваются и поэтому не мог ей задать эти вопросы. Хотя наверняка ей было что-то известно. Однажды Руслан вывел меня в сад и позволил встретиться с Рикой под раскидистой яблоней, довольно далеко от дома. Сам отошел и возился с поленницей, собака уселась рядом со мной и не сводила глаз. Когда Рика пришла, я сразу спросил ее вполголоса, могут ли нас прослушивать. Она уверенно покачала головой.