Говорил Костя много, складно, но как-то все вокруг да около. Твердислов что-то мямлил про расплывчатость научной задачи, Екатерина, ухмыляясь, спрашивала, когда же все-таки поставят оборудование и реактивы, а Костя только посмеивался, похлопывал по плечу профессора, целовал ручки доктору и подмигивал Виктору. Он производил впечатление на редкость обаятельного, вполне искреннего и хорошо воспитанного парня. Шутки его были безобидны, а уважение к ученым казалось неподдельным. Только вот Мышонок его побаивался. Это заметили все, и стервоза Екатерина, не удержавшись, съязвила на тему «кошки и мышки» и «бесплатного сыра», отчего Кирилл смутился, а Константин Николаевич залился чистым, детским смехом…
Надо ли удивляться, что когда наконец Мышонок приехал от Кости с деньгами, да еще и с презентом – бутылкой баснословно дорогого вина, все, приняв по рюмочке, дружно решили двинуть в ближайший ресторан.
Так же неудивительно и то, что осатаневший от общения с учеными светилами Виктор, увидев на подходе к ресторану усаживающегося в белый «Мерседес» Костю, да еще в обществе очаровательной девушки, кинулся здороваться с молодым меценатом, мечтая зазвать его с ними в ресторан. Вот тут-то его и удержала Екатерина. Разумеется, она заботилась вовсе не о репутации Виктора в глазах «благодетеля». Просто подруга Кости была ослепительно красива, и Екатерина вовсе не желала весь вечер наблюдать, как мужики за ее столиком пялятся на «эту прошмандовку».
Костя и его спутница благополучно уехали на роскошной машине и, к великому сожалению Виктора, не заметили топающих вслед по тротуару научных работников.
Виктор вспомнил, как за распитием первой бутылки коньяка под цыпленка табака Мышонок объяснил, отчего им на пути с работы в кабак повстречался Константин Николаевич. Оказалось, он живет совсем рядом с помещением, которое снял для лаборатории. Проживает вдвоем с матушкой в просторных трехкомнатных хоромах (кстати, и сам Мышонок жил неподалеку, буквально в пяти минутах ходьбы. Виктор однажды был у него, чинил компьютер и очень позавидовал столь удобному местожительству. Самому-то ему приходилось добираться до службы на метро и двух автобусах). А вот «эту Костину деваху» Мышонок тоже видел впервые, хотя и бывал в гостях у шефа не раз и не два. Зато выяснилось, что девицу где-то видела Екатерина. Где именно, Виктор так и не понял. Докторша что-то рассказывала про ведьм, колдовство и любовные привороты, а стремительно хмелеющий Виктор под общий смех пытался разобраться, «при чем тут ведьмы с наворотами», потом прекратил бесплодные попытки, а после третьей бутылки, на сей раз уже не коньяка, а водки, пригласил Екатерину на медленный танец…
Что было дальше, он, как ни старался, вспомнить так и не смог. Предпоследнее смутное видение – серьга у нее в ухе и его шепот в это ухо про то, как она его «околдовала». Последнее – «колдунья» в позе наездницы верхом на его животе, жалобный скрип несчастной старой лежанки и сладострастные стоны похотливой русской бабы, которая, ежели припрет, и с конем может, и в горящей избе не прочь… – Витя! – крикнула она из ванной. – Принеси мою сумочку и шмотки! Пожалуйста!
Виктор послушно пошел искать одежду, на ходу допивая последнюю бутылку пива.
Шмотки действительно оказались разбросанными по полу возле входной двери. В прихожей у Виктора стоял массивный дубовый шкаф, где размещалась вся его одежда. Похоже, вчера спьяну он искренне хотел разыскать в шкафу чистое постельное бельишко, но так и не смог. Створки шкафа оказались открытыми, а рядом с женским бельем на полу грудой лежали простыни, пододеяльники вперемешку с десятком его носков и трусов.
«Мне, наверное, вообще нельзя пить, – с досадой подумал Виктор. – Хорошо, еще буйствовать вчера не начал, а то ведь запросто мог и Мышонку ни за что ни про что морду набить, и старика Твердислова помять…»
– Витя! Ты чего, спать лег?!
– Да иду я! Иду!
Он наскоро натянул на себя что под руку попалось и, собрав в охапку ее одежду, отнес весь ворох в ванную, не забыв положить сверху модную сумочку.
Потом, разбирая груды тряпок на полу, Виктор с удовольствием обнаружил в кармане потертой кожаной куртки вспухший от долларов бумажник и пошел прятать деньги. Он едва успел сунуть их в томик Фенимора Купера и поставить его обратно на этажерку, как в комнату вошла Екатерина.
– Ну, любовничек, как я выгляжу?
– Быстро ты оделась, однако…
– Школа! Однажды, когда еще в институте преподавала, забавлялась со своим дипломником у него дома, вдруг – кто-то ключ поворачивает в двери. А он только что с меня трусики стащил, представляешь? Я голая, он одетый, и в квартиру дверь открывается! Мальчик в отпаде, а я ему: иди задержи домочадцев на пару минут. За тридцать секунд полностью оделась, представляешь? И тут в комнату вбегает его мамаша и кричит что-то про шлюх, про триппер, а меня увидела – так и отпала… Потом чинно баловались кофейком с конфетами, и я рассказывала смущенной мамашке про то, какой ее сынок перспективный студент…
«А ведь они с Твердисловом достойная парочка, – подумал Виктор. – Тот любит молоденьких девочек, эта – молоденьких мальчиков, полная половая совместимость».
– Ну все, Витя. Сейчас только мордаху чуть подкрашу и на работу, а ты, как и договорились, опоздаешь на полчасика. О'кей?
– Ладно…
– Чудесненько, милый! Давай-ка я тебя последний разик поцелую и побегу! Ну, подойди к тете, не бойся, мальчик…
Как только она ушла, Виктору отчаянно захотелось курить. Он все обыскал, но сигареты будто корова языком слизала. Даже в пепельнице не было ни одного приличного окурка. Чертыхаясь, он с трудом зажег истлевший почти до фильтра хабарик «Мальборо», собрался уже затянуться, и вдруг совсем некстати зазвонил телефон. От неожиданности столь желанный источник дыма выпал из пальцев и рассыпался на полу мелкими искрами.
– Зараза! – Виктор с силой раздавил пяткой поганый окурок, подошел к телефону. – Алло! Слушаю!
– Ты чего это злой такой?
– Это кто?
– Не узнал? Богатым буду, ты, кстати, тоже…
– Кто это?!
– Да я, я! Игорь.
– А-а. Привет…
– Привет. Ничего, что я так рано? Хотел до десяти обождать, но…
– Ничего. В принципе, ты меня случайно застал, по идее, я уже должен двигать на службу.
– Что я слышу?! Скворцов пошел служить! Сенсация!
– Зашел бы позавчера, как договаривались, я бы тебе все рассказал, и пивка бы попили.
– Извини, старик, я собирался, но вдруг одна Лялька подвернулась… Пиво-то как? Живо?
– Выпил.
– Жалко… А я тебе, знаешь ли, по делу звоню, хочу одну халтурку предложить.
– Сколько платят?
– Как в прошлый раз.
– Нет! За копейки я больше не горбачусь. В прошлый раз сделал для тебя исключение, а теперь извини.
– Не спеши отказываться, Витя, время терпит до понедельника. Подумай хорошенько. Деньги смешные, зато полная надега. Сто процентов, что не кинут.
– Нет, Игорь, на меня не рассчитывай.
– Слушай, сегодня у нас что, пятница?
– Ага. Тринадцатое число. Черная пятница.
– Ну вот, тем более не спеши. Я тебе перезвоню вечером в воскресенье, да?
– Звони, но вряд ли я передумаю.
– А ты сначала подумай, потом передумывай. Тебе что, деньги не нужны?
– Сейчас нет.
– Крутым стал, да?
– Вроде того… Извини, Игорь, я спешу, давай прощаться.
– Так я перезвоню в воскресенье? Или подъеду, поговорим…
– Хорошо, приезжай или звони. Все, пока, я побежал.
Виктор повесил трубку. Конечно же, послезавтра Игорь «забежит». Зря он с похмелья проболтался, что при деньгах, Игорь теперь будет просить в долг, отказать старому другу трудно, а дать – все равно что подарить. Хотя, если подумать, можно и неприятных разговоров избежать, и себя не обидеть. Ведь теперь вполне можно позволить себе купить у Игоря тот самый боевой топор – бердыш семнадцатого века… Собственно, не кто иной, как друг детства Игорь, послужил первопричиной его страсти. У Игоря была богатейшая коллекция, собирать старинное оружие начал еще его дед, явно увлекавшийся боевыми топорами. Были в ней и двойные арабские топоры с почти круглыми выпуклыми лезвиями-полумесяцами и украшениями в виде колокольчиков, с помощью которых воины привлекали к себе внимание во время битвы, и боевые молоты-чеканы, так называемые «попугаи», прозванные так за длиннющий «клюв», который при ударе вклинивался в места сочленений пластинчатого рыцарского доспеха, и томагавки, точнее, топорики первых переселенцев-англичан. Настоящие же индейские томагавки делали из дерева, и они чем-то напоминали бумеранг с более крутым изгибом.