Она напряглась. Обхватила себя за плечи, словно ей было холодно.
- Зачем ты это говоришь?
Мне стало неловко. Страшно неловко за то, что я возомнил себя тем, кто непременно сможет спасти ее от якобы боли. Я вздохнул.
- Прости, это… не мое дело. Я просто хотел предупредить тебя.
Она обернулась, напряженно глядя на меня. Напряженно и удивленно. А потом закусила губу, глядя в глаза – и… резко отступила, словно увидев что-то опасное. Сдвинула брови, напряглась – и ушла.
- Игд…
Она даже не обернулась. А со мной остался пустой сырой причал, темное море – и чайка, клюющая мертвую добычу. Игдена же стремительно шла прочь, растворяясь, теряясь посреди людей, как мираж.
Единственное, что задевало взгляд – мне показалось, будто она двигалась не так, как всегда. Откуда взялось в ней столько напряжения, что легкий, мягкий шаг вдруг стал неожиданно резким и порывистым?
И еще – странно сильнее был тот же запах, что и тогда в таверне. Дождь, земля и древесина.
========== 7. Слабость. ==========
Мне было страшно. Кровь внутри билась шаманскими барабанами, кипела горячим рябиновым соком. Никогда я так не боялась святого воина, как сейчас, когда стояла перед его дверью, сжимая в руках украшенный самоцветами шлем. Я не собиралась… дарить ему внимание. Дарить себя. Просто эта украшенная камнями игрушка должна была принадлежать ему. Я хотела его в ней видеть.
Только… почему же меня мучает вопрос, зачем? Почему вижу в этом что-то большее, что-то… теплое?
Он пугал меня. Я боялась, что умираю, что паладин уже уничтожил меня. Знала, что обман свершился, и летела, словно мотылек на свет. Зачем, когда нужно было бежать? Почему у меня подкашиваются коленки от страха, едва я чувствую его присутствие?
Слишком бережные у него руки. Слишком легко – рядом. Слишком близко.
А может… может, я уже просто привыкла. Ко лжи, к смерти, к тому, что меня уже поглотил водоворот всех тех событий, всего того мира, что вокруг? Ложь – впиталась. Смерть – стала частью.
Мне было страшно.
Я не знала, что ему говорить. Постучала в дощатую дверь комнаты, освещенную бликами ламп.
Зачем этот шлем?
Хотя… нет. Нет. Святой воин должен быть цел. Я хочу, чтобы он был цел. Никто больше не умеет изгонять нежить. Он просто необходим – и не более того. Не более. Отряду.
Но дверь открывается, и я так и стою перед ним – растрепанная, простоволосая, со смешными браслетами и серебряными кольцами-украшениями, звенящими в распущенных прядях, в платье до полу. Я не люблю штаны и мужские рубахи, и никогда не ношу их без необходимости. В походе без них не обойтись, но когда можно… нет. Шитые витиеватыми узорами шерсть и лен, серебро и ленты мне милее доспеха и копья.
- Игдена? Тебе что-то нужно?
Я вскинула голову. Святой воин был слишком высокий. Выше меня, и давил еще и поэтому. Скала нависала надо мной, готовая придавить.
Его взгляд остановился на шлеме в моих руках, обернутом темной тканью. Мифрил и сапфиры, преломляющееся в гранях ледяное солнце, магическая сила огня и радужных брызг, заключенная в один предмет. Он пойдет ему.
Я протягиваю шлем и готова быстро отдернуть руки. Не хочу заходить в комнату, не хочу касаться его. Он утянет меня в белую бездну, в свет, на дно, и я умру там.
- Я должна отдать это. Тебе. Изгоняющий нежить должен управлять огнем. Используй разумно эту силу. Заклятья могут закончиться.
Он пораженно смотрит на артефакт в моих руках, но я вижу, что его глаза загораются звездным блеском восхищения. Его ни с чем не спутаешь. Особенно у мужчины.
- Игдена, это не мой подарок. Он… – и святой воин неловко вздыхает. Сжимает губы. Он снова лжет, и снова в моей груди толкается темный клубок злости. Я ведь вижу, что ему нравится эта игрушка. Это оружие.
- Не смей отказываться. Я все вижу. Забирай. Твое.
Он молчит. Потом качает головой и тихо отвечает:
- Это дорогой подарок. Спасибо, Игдена.
Пальцы все же касаются меня, когда я отдаю ему шлем. Чужие, теплые, от которых я не могу сбежать.
Мне некуда, некуда – я хочу и не хочу, хотя знаю, что надо. Он убьет меня.
- Ты меня коснулся. Не трогай.
Он смотрит мне в глаза.
- Не буду. Извини.
Я смотрю в пол. Слова вырываются сами:
- Ты хочешь убить меня. Можешь. И сделаешь это.
Святой воин недоумевающее хмурится. Я вижу это. Угроза. Непонимание. Обман в голосе.
- Я никогда не пытался причинять тебе зло.
- Зачем ты это делаешь?
- Что?
Я смотрю ему в глаза.
- Лжешь. Играешь. Почему?
- Я не играю и никогда не лгу.
- Играешь. И лжешь.
Он вздыхает и трет пальцами переносицу. Потому что наконец-то не знает, что ответить. Потом произносит:
- Это трудный вопрос и долгий разговор. Но каждый из нас может нуждаться в ком-то другом.
Я щурюсь. Обман. Уловка. Но я не пойду в это белое логово. Не буду сама доверчиво опускать руки в ледяную крошку, которая сотрет меня до костей, до живого мяса, заморозит и уничтожит.
- А ты просто ответь.
- Мир не черен, Игдена.
- Он опасен. А я хочу жить.
- Но в тебе нет зла. Это не твой удел – и это боль, а не защита.
Нет! Нет!
Холодные пальцы в моем сердце, ледяной ветер, пытающийся просквозить до последней жилки. Он выворачивает меня.
Я отступаю от паладина.
- Ты даже не знаешь меня, и не можешь так говорить. Оставь в покое мою боль и меня! – я срываюсь на почти крик.
Мне страшно. Снова я чувствую это леденящее касание, которое переворачивает внутри все.
А потом ухожу. Я не хочу его слышать, не хочу говорить, не хочу ничего. Он уже надломил меня, когда пришел перед боем со старшим Старлингом и отдал эликсир, спасший меня в бою. Я его ненавидела, а он…
Слишком теплые у него глаза сейчас. Я боюсь, что он врет.
- Игдена! – я слышу шаги и замираю. Белая бездна идет за мной и зовет меня.
Мне больше некуда бежать.
Он загнал меня в угол, а сил моих все меньше. Я уже не могу его ненавидеть, как раньше. Мне страшно. А что, если я уже мертва? Он может меня убить, я его – нет, и могу только сама пойти на смерть.
Голос у святого воина тихий:
- Подожди. Успокойся.
Я уже не знаю, чему верить.
Я недолго думаю, а потом зачем-то жестом зову его к себе. Я… я хочу понять. Посмотреть. Почему смерть от его руки мне сейчас кажется едва ли не желанной? Едва ли – не благом. Почему я так сильно тянусь… к ней? Потому что это – он? Или нет?
Там я хозяйка, в этой комнате. Там я жива. Там нет хода его свету. Там я могу хоть как-то защититься от него. Там, посреди оберегов, он ничего не сможет сделать. Там, где резко пахнет травами – полынь и малина, сушеная земляника и анис, ель и яблоня, и сотни других, и вокруг окна вьется живой плющ. Мой запас на варку зелий. По темной комнате, темной зелени, ажурным краям сухих и живых листьев, скользят оранжевые блики фонарей. За окном падает снег.
Я не зажигаю света. Просто отхожу к холодному стеклу и смотрю на белые хлопья, пожирающие город.
Я не знаю, слышит ли меня святой воин:
- Почему?
Он подходит со спины:
- Почему ты так боишься меня?