Я не знаю. В горле предательский горячий ком. Я не могу ему ответить. Нормально ответить.
- Я… не верю тебе.
- Разве я тебя предал? Обманул?
- Нет!..
Голос звучит жалобно и тонко. Я запуталась. Я совсем не понимаю, что случилось. Почему щеки горят, почему он здесь, где я. Когда я умерла, куда делась, делась ли. Я хочу жить! Жить!
А свет – этот холод, который перестал быть холодом – слишком любопытен. Слишком необычный. Слишком странный. Слишком… притягивающий. Лживый, но почему-то я не могу сопротивляться. И едва ли хочу.
Что со мной?!
- Я не сделаю тебе ничего плохого.
Он протягивает руки.
Что я должна сделать? С ним? С собой?
Я решаюсь, хотя живот сводит от судороги страха, а голова легка, будто пушинка. Обхватываю жесткие большие ладони и прижимаю их к своему лицу, словно мышь-полевка, наконец-то решившая выбежать из укрытия. Мышь, а не кошка. Или… нет. Не мышь. Как та, что решила сделать последний шаг с огромной скалы, и отдаться на волю судьбе.
Я хочу жить. А убить его – не могу. Уже не могу.
Кожа пахнет табаком на пальцах – тяжелый, мягкий, пряный запах. Пахнет теплым металлом на ладони – сухой и солоноватый. Руки воина. Сильные. Привычные к оружию. Это его запах. Мылом – море и сосны. И… просто его тело. Ох боги…
Мне становится жарко, и я поспешно поднимаю голову. Нет. Нельзя, нельзя. Не так.
Он осторожно высвобождает ладони и вытирает мне щеки. Гладит плечи. Что-то шепчет. Что не страшно? Что – тише?
Меня сжигает дочерна стыд. До боли.
- Нет…
Я отстраняюсь.
- Нет. Не надо, не трогай. Я должна подумать. Побыть одна. Уходи.
Он так и отпускает меня. Послушно и легко.
А я жду боли, жду удара, принуждения и яркого клюквенного сока моей крови, горького от деревянной глупости, как хина. Предательства, которого нет и не может быть.
Зачем он уходит так легко, зачем приручает, зачем не принуждает? Почему я никак не могу его понять и выкинуть из головы?!
========== 8. Понимание. ==========
Арван оказался тяжелым для меня местом. Тяжелее, чем я мог себе представить.
Великая империя, на развалинах которой теперь осталась лишь нежить и полудикие племена. Герои, дела, цели – забыты. Сотни томов, в которых могли содержаться бесценные сведения – рассыпаются в прах.
Я получил негласный ответ на все те вопросы, которые мучили меня большую часть жизни – чего стоит существование таких же, как я? Есть ли подлинный смысл искать, бороться за хоть какой-то свет в человеческих душах, отдавать жизнь за мимолетный луч солнца, если все заканчивается – так? Что такое подвиг в прошлом, если он привел только к разрушениям и боли в настоящем?
Стоило ли жизней мальчишек и девчонок спасение Невервинтера? Едва обученных, но тех, кому было положено защищать город наравне с солдатами. Не будет ли это забыто? Значит ли хоть что-то для времени, для многих лет – та отполированная плита из черного гранита, покрытая бесчисленными списками погибших на войне и от Воющей Смерти?
Этот гранит в рыжих бликах волшебного огня и память – все, что осталось.
Именно поэтому мне было тяжело смотреть на оскверненный ограми и гоблинами Ривергард. На несчастные бесплотные души в шахте, некоторые из которых пожертвовали собой ради великого блага, ради любви к своей стране. На покрытый пылью храм Времен Года.
Герои забыты, памятники поруганы, великая жертва привела к одной только боли.
Это было не то, что я хотел бы увидеть, услышать и почувствовать. Это отнимало надежду, а не дарило ее, хотя, казалось бы, должно было быть иначе.
Я всегда считал, что мог бы умереть со спокойной душой ради дела. Всегда был готов к этому. Неважно, останется ли имя. Лучше бы – чтобы его как раз не осталось, а могила осталась безымянной и холодной, как эти саркофаги павших за Иллефарн героев. Может, даже рядом с ними. Поговорить с этими незримыми защитниками, услышать их, узнать, что они видели. Что они чувствуют? Что для них – время? Что для них все случившееся, вся их жертва – сейчас?
Потому что если остается имя – начнут копаться в прошлом, выяснять все мельчайшие подробности жизни. Душа никогда не успокоится. Я бы не желал никому такой участи, хотя знал, что когда твое имя остается в истории как имя героя – это великая честь. Но не знаю, хотел ли бы я того же.
И все же было больно, что все подвиги уходят в могилу вместе с героями. На их костях танцуют дикари, решая, кому достанется та или иная часть древнего города.
Я думал об этом и сейчас, машинально полируя лезвие меча на привале и осматривая найденный в шахте молот, который Игдена позволила себе отдать мне.
Наш лагерь разместился на месте старого орочьего. Теплый огонек костра выхватывал из тьмы спящие силуэты спутников и освещал мягким светом легко шумящие деревья вокруг. Было темно и тихо, так тихо, как может быть лишь в древних руинах, где не место живым.
Все уже легли спать, а моя смена на карауле была первой. После сегодняшнего дня не спалось совсем. Единственное – я не знал, где Игдена. Она куда-то ушла и до сих пор не вернулась. Я уже начинал беспокоиться за нее и собирался пойти искать, если она не придет через четверть часа.
Шорох. Тихий, едва слышный. На освещенной серебряной луной тропинке, ведущей к лагерю, появился высокий кошачий силуэт. Животное-спутник Игды. А потом появилась и она – странно грациозная, с влажными волосами и пучком душистых трав в изящной руке.
Это вызвало невольную улыбку. Она была сейчас красивой. Очень красивой – ее нельзя было назвать холеной или тонкой, и все же в ее движениях всегда было что-то очень плавное, похожее на кошачью аккуратность, и текучесть воды.
Единственное, что меня радовало сейчас и успокаивало – так это то, что Игда значительно изменилась. Она стала мягче, старше, разумнее – и почти прекратила бояться меня. В ней появилось спокойствие, которого раньше не было. И стало меньше жестокости.
Она будто и не замечала меня. Ее кот свернулся в клубок, жмурясь на огонь – а она достала из сумки гребень и принялась расчесывать влажные волосы. Потом негромко сказала:
- В тебе сейчас много боли, паладин.
Я покачал головой. Стоило ли рассказывать обо всем, что меня мучило? Я не знал. И не понимал, каким образом она сейчас читает меня, словно раскрытую книгу.
А с другой стороны – если и просить хоронить меня здесь, то кого, как не ее?
Я посмотрел в ее темно-медовые глаза.
- Боли?
Она слегка пожала плечами, глядя на свои волосы.
- Глаза. Движения. Опускаешь плечи, когда трудно. Хмуришься. Иначе смотришь, - она бросила на меня быстрый взгляд. – Ничего – в голосе, все – на лице. Ты не следишь за ним.
Мне показалось, или в ее взгляде действительно мелькнуло что-то хитрое?
А может, это только блики от костра.
Серебрилась и шелестела под ветром трава и листья тополей. Пахло травами. Горько. И все тот же легкий аромат… от нее. Игдены. Дождь. Деревья. Земля. Природа и дикий мир, какой он есть, неподвластный человеку.
- Я хотел попросить тебя об одной вещи.
Она молчала. Просто наклонила голову и заинтересованно посмотрела на меня.