— И вы с ней?
— Ваше бродь! — обратился к Карякину казак, подъехавший на лошади. — Если уж каза́чки пришли воевать с ворогом, знать погоним французов! Ну, робя, ну и хитры вы. И форму на них ладную нашли и рубке научили.
— Старались, — буркнул Сева.
— А что, есть резон их оставить, — серьёзно оглядев новобранцев, проговорил подошедший Антипов.
— Ты про что, Степан? — поднял брови Карякин.
— Разумею, что можно и в дозор послать, если девицей переодеть. За себя постоит, коли в деревню отправить, так и диспозицию противника узреет. А потом доложит. Где мужик не пройдёт, там баба хитростью возьмёт.
— Верно! Любо гутаришь! Любо! — поддержали его остальные казаки.
— Одёжа девичья есть? — насупившись спросил Карякин у девушек.
— Как не быть! — за всех ответила Лена.
— А ты у них, знамо, заводила. Так? — в ответ поинтересовался он у Полуяновой.
— А то, ваше благородие!
— Ну, смотрите мне! — он погрозил пальцем всем троим.
— Благодарствуем, — все трое поклонились ему.
— А вы, охламоны, — обратился подъесаул к остальным казакам — полковнику только не проговоритесь. Всем голову снимет. Крутов! Ты тоже, смотрю, пришёл поглядеть на действо сие? Айда сюда. Примешь новобранцев, сёдла выдашь взамен французских и на постой определи.
Роме и Лене досталась изба на краю деревни. Хозяйкой оказалась сухонькая бабулька. Неопределённого возраста, однако радушно их встретившая. Лена сразу переоделась и включилась в уборку. Рома тоже не стал сидеть сложа руки и исправно выполнял работу водоноса. За работой не заметили как наступил вечер. Поужинав, Полуяновы собрались спать. Нежданно-негаданно в дверь постучали. На стук вышел Роман.
— Прощения просим, но подъесаул к себе требует, — на Полуянова смотрел молодой казак, немного постарше его самого.
— Меня?
— Обоих.
— Скажи, мы скоро.
— Вот и думай, что надевать, — проворчала Лена.
— Давай по форме. Вдруг кто из начальства будет присутствовать.
— Логично. Давай поспешать, тут начальство не чета нашему в «Спецкоме» — ждать не любит.
Через десять минут они вошли в избу к подъесаулу. В горнице было много народу. Кто чином пониже — стоял, переступая с ноги на ногу, офицеры сидели на лавках, а оба стула занимали две молодые, но важные персоны в мундирах с расшитыми золотом эполетах и стоячим воротничком с витиеватой вязью.
— Полуяновы! — злым шёпотом окликнул их Карякин. — Я вас кнутом отхожу! Почему заставляете ждать его высокоблагородие?
— Так это… приказаний никаких не было, мы почивать собрались… — ответил ему Роман.
— Смотрите у меня… — подъесаул показал им кулак.
— … итак, господа, получен приказ его светлости, князя Кутузова, — невозмутимо говорил молодой человек лет двадцати пяти— двадцати семи, с аристократическими чертами лица и пышными бакенбардами. — Требует сей же час добыть свежие данные о неприятельской диспозиции. Пойдёт полусотня казаков и корнет[12] Еремеев. Французский-то из вас никто не знает. Карякин!
— Я, ваше высокоблагородие… — подъесаул поспешно вышел из общего собрания офицеров и казаков.
— Снаряди самых толковых.
— Не извольте беспокоиться.
— Пластуны не перевелись у нас?
— Найдём.
— Тогда их и пошли. Много народа — заметнее отряд. Его светлость очень надеется на нас. Осрамиться никак нельзя.
— Сей момент отдам распоряжение, — попятившись к выходу, он незаметно махнул рукой остальным казакам.
Уже на улице они окружили его.
— Слыхали, что сказывал полковник Кудашев? Степан! Кого думаешь послать?
— Сам пойду, возьму Верёвкина, Калиту, Березина и всех новоприбывших.
— Сотник тебе не по зубам, — ухмыльнулся Карякин — да и как бы не опростоволоситься.
— Разок пройдусь по вражьим тылам и под началом хорунжия, — заметил Бабенко. — Надо же с чего-то начинать. А насчёт казачков моих, так одного утром в деле видели.
— Да уж, Михея сотоварищи совсем засмеяли. Добре, на том и порешим.
— Когда выступаем? — поинтересовался Трубачёв.
— Через час быть у горелой избы. Еремеев ждать тоже не любит.
Через час они выступили. Благополучно миновав брод у Акитино, поехали лесом.
— Главное не торопимся, — инструктировал группу Бабенко. — Нужно показать себя в деле.
— Алягер ком алягер[13], сотник! — сзади раздался возглас Корнета. — Молодёжь должна понюхать пороха. Когда Отечество в опасности за него и жизнь отдашь не глядя.