— Ладно, я понимаю, информатика как наука ещё даже не возникла. Понятия о базах данных и о работе с ними, о структурировании и визуализации также никто толком не имеет, в системном смысле. Придётся брать дело в свои руки. Ты пока развлекайся, а я поиграюсь с «настройкой экселевских табличек». И над подключением библиотек.
И отключился. В общем, какое-то время мы с дедом провели врозь. Я выпил чаю с пирожками, посмотрел в окошко, пересмотрел ещё раз вчерашние газеты. Даже немного вздремнул сидя. Потом, часа через два, дед похвастался тем, как сейчас выглядит отчёт от работы моей способности. И разница была ошеломительная! Даже не знаю, из-за чего больше — из-за данного Рысюхой усиления или благодаря вмешательству «соседа». Во-первых, это была большая, расчерченная таблица — сразу подумал, что вырисовывать такое для отчёта займёт кучу времени. Во-вторых — её содержимое. Вещества делились на типы, сгруппированный вместе и имели два, а где и три названия — разговорное, научное из мира деда и такое же местное, если я его знал, и оно отличалось от иномирного. Напротив названия каждого вещества в столбцах шли: общее количество в образце, в граммах и миллилитрах; процентное содержание в пробе и три колонки, помеченные как ПДК.
«Что такое ПДК?»
«Предельно допустимая концентрация, для тех веществ, что я знаю. Первая цифра будет — то количество вещества, после которого наступают необратимые последствия, вторая — число таких доз в образце, третья — сколько нужно съесть или выпить представленной смеси, чтобы получить предельную дозу».
Дальше мы с дедом долго обсуждали эту таблицу, даже внесли кое-какие изменения, названия химических веществ, а потом и химию как науку в целом. Нашли полтора десятка различий в терминах, главным образом — в наименованиях величин, происходивших от фамилий известных людей, поскольку в разных мирах знаменитости, закономерно, были разными. Так, таблица элементов и периодический закон, которые в мире деда носили имя неизвестного мне Менделеева у нас были открыты на двенадцать лет позже Михаилом Кречетовым, дальним родственником Императора из побочной ветви младшего рода, который рос слабым, болезненным и в довесок был обделён даром, имея «жалкие» для такой семьи две единички, но зато в менталистике. Он не сдался, не опустил руки, а посвятил себя науке, сделав ряд фундаментальных открытий. У деда он вообще вызвал восторг и восхищение, он, покопавшись в моей памяти относительно этого человека, долго сыпал именами и фамилиями тех, кто открыл то же самое в его мире и обзывал Михаила «долбаным универсальным гением».
Также закономерно оказались «за бортом» все названия, связанные с религией, в том числе со всякого рода «греческими и римскими богами». А это, помимо прочего, все планеты Солнечной системы скопом, на минуточку. То есть, «вселенец» из мира деда, попавший в тело гимназиста сохранит в тайне своё происхождение ровно до первого опроса по астрономии.
За разговорами доехали до Бобруйска. Дед долго ржал (не смеялся, а именно ржал, как артиллерийский конь) с истории моего посещения зверинца и повторял непонятную мне фразу «В Бобруйск, животное!», проверять которую по дедовой памяти было лень. Всю историю он подытожил фразой, которая, на мой взгляд, вполне достойна была стать афоризмом:
«Всякого профессионального защитника животных отличает истовая, звериная ненависть к людям».
В Бобруйске мы вышли размяться на перрон, где дед вынудил (от слова «нудить») меня отказаться от покупки копчёной курицы с рук. Правда, живописал он достаточно ярко и убедительно:
«Вот сожрёте вы, молодой человек, сию птицу, которая последние три дня предлагалась как отварная, а нынче ночью была помещена в дымовуху, дабы вонь отбить. И, выражаясь возвышенно, продрищете, не слезая с горшка, не только Минск, но и Вильню. Балтийские курорты летом — это, конечно, тема, но вам же будет не до них. Да и бабушка дома будет ждать одного засранца, не зная, что с ним и где он».
Короче, курицу я так и не купил, вокзальные пирожки кончились, а ехать до Минска было ещё около четырёх часов со стоянками по десять-пятнадцать минут в каждом встречном городишке. Может, стоило всё же на скором поезде ехать? На четверть дороже, конечно, но зато не надо на каждом столбе останавливаться… Так вот, есть хочется, а нечего. Единственное, что «сосед по черепу» (он сам себя так называет, если что) позволил купить, это лукошко яблок недавно выведенного сорта «Белый налив», который у него в мире считался старым и «бестолковым».