В последнюю неделю ноября я получил на фирме звукозаписи свои десять копий новой пластинки. На первой стороне были два «обновлённых» романса — «Цветы магнолии» и «Звёздная ночь». В обоих автором музыки числился Лебединский, авторы текста — какие-то совершенно незнакомые мне люди. Вторая сторона оказалась «моя» — уже проверенный продажами «Клёнодуб» и «Надежда», про которую слышала уже точно вся губерния и большая часть Великого княжества, а вот её саму — от силы пара сотен человек. Ажиотажный спрос гарантирован, даже независимо от качества песни.
Начал делить: одна — Надежде Петровне, одна — Мефодьевне, третья — в лабораторию, это то, что уже обещал. Пять штук — бабушке и две остаются у меня. Сразу взял автографы у профессора: на этикетке — просто роспись, на конверте попросил для Петровны и для бабули черкнуть по пару слов. Узнав, что одна из пластинок «для той замечательной монументальной девушки» — написал персональное пожелание и ей. Добавил от себя, закрепил печатью и понёс на ту почту, где уже обучал персонал, как правильно крепить пластинки.
К середине декабря мы с Муркой открыли ещё один способ проведения досуга — театр! Я купил билеты в ложу, точнее говоря — выкупил небольшую, на четверых, ложу полностью. Мы уселись на диванчик в глубине ложи и… И я вообще не знаю, о чём был спектакль — у меня было занятие гораздо интереснее, моя Мурочка. Сказал это себе — и понял, да, моя! И только моя!
«Ага, скажи это её папе-почти-не-генералу!»
«И скажу! Что он мне сделает? Я не его подчинённый!»
«Ну-ну! Посмотрю я на этот процесс».
«Конечно посмотришь — куда ж ты денешься!»
«Ой, аж в глазах потемнело! Довольно чёрный юмор, знаешь ли».
«Это не юмор. И, да — знаю. С кем поведёшься…»
Пока же у меня появилась в городе любимая гостиница, в которой я ночевал почти каждую субботу.
Примерно тогда же, во второй половине месяца, меня настигла популярность. Некоторые покупатели пластинки решили лично написать авторам о своих впечатлениях и пожеланиях. Поскольку адреса моего у них, к счастью, не было — писали на адрес фирмы. Там эти послания копили, копили — а потом разом привезли ко мне мешок. Шок, восторг, ужас, отчаяние — вот последовательность эмоций, которые накрыли меня в тот вечер. Я понял, что даже просто вскрыть и прочитать всё это не успею до того, как привезут ещё один мешок. И что делать, а? Что делать⁈ Я паниковал добрые полчаса, пока до меня, наконец, не дошло, что я не первый, и даже не сотый, кто сталкивается с подобным. А это значит, что нужно просто спросить у более опытных коллег!
«Ну, наконец-то! Не прошло и полгода!»
«И тебе, дед, спасибо за помощь!»
«Если постоянно водить за ручку — сам ходить никогда не научишься».
Лебединский, которому я позвонил при первой возможности, рассмеялся:
— Вот поросята! На фирме есть услуга — можно нанять секретаря, который, под клятву о неразглашении личной информации, будет разбирать такого рода почту, пересылая вам только те письма, которые представляют интерес или на которые необходимо ответить, и ответить лично — например, от коронованных особ, хе-хе.
— А почему поросята?
— Потому что ждали, пока накопится побольше, чтобы напугать как следует. Многие молодые авторы недооценивают эту услугу и отказываются, потом кусают себе локти. Вот эти и решили, что чем два месяца уговаривать — лучше один раз напугать!
— И им это удалось. Сколько, говорите, такая услуга стоит?
— В зависимости от количества писем — может понадобиться и несколько человек.
— Так, прямо сейчас звоню им — и прошу оформить такую услугу, документы нужные подпишу при первом же приезде в город!
Ещё одно последствие было неожиданным и для меня, и для профессора, и для фирмы. Почему-то военнослужащие с Дальнего Востока, а также пограничники со всей империи решили, что эта песня про них и для них. Эти проявили большие навыки в добывании информации и стали писать на адрес академии. И благодарили, и просили что-нибудь поменять, и рассказывали о своих переделках. Мы с профессором с удивлением узнали, что солдаты и офицеры сделали песню «Надежда» маршевой, причём в трёх разных аранжировках! Кроме того, пришла официального вида бумага с просьбой разрешить, сделать эту песню полковой — эта просьба вогнала в ступор и Лебединского тоже, он вообще не представлял, что это за бумага и как на неё реагировать. А казаки, расквартированные в Желтороссии, прислали диск, на который записали песню «в казачьем варианте», с лихим посвистом и «фирменными» кличами.