Правда, если род большой, то служить не обязательно всем, есть некий порог, или квота, если угодно. То есть, род служит, а каждый конкретный родич уже не обязан. Так, надо, наверное, по порядку или даже на примере. Скажем, в роду есть тридцать взрослых, не считая малолетних и престарелых. Двадцать человек служат или работают, трое — числятся на службе, время от времени отправляя некие обязанности, тогда оставшиеся семеро — могут «заниматься делами рода», никто косо не посмотрит. Правда, в основном это или няньки при детях, или бестолочи, никому не нужные или, наоборот — особо ценные специалисты, которые работают на интересы рода и их не хотят отпускать на сторону. Цифры тоже очень условные — многое зависит от того, на какой должности и в каком чине служат члены рода, от их личной силы и прочего. Грубо говоря, один капитан стоит трёх унтеров, пару которых можно и отпустить, пока он служит.
Кстати, у Беляковых тоже вопрос службы скоро возникнет. Пока они были родом потомственных слуг и находились в услужении всё было в порядке и соответствовало приличиям. Но сейчас они стали дворянами и должны это социальное положение, так сказать, отрабатывать. Конечно, род совсем новый, несколько лет им для того, чтобы начать соответствовать новому статусу дадут, но начинать уже надо.
Разумеется, и просто бездельников среди дворян хватает: кто вместо себя «заместителя» выставляет, вкупе со взяткой или взаимной услугой, кто «болеет» старательно чем-нибудь невнятным, типа воспаления печёночных миндалин, или ещё какую уловку выдумывают, но то по большей части не наследные отпрыски богатых родов, для наследника не служить или болезнь, реальную либо мнимую, выставлять на всеобщее обозрение — позор в любом случае.
Папа мой, например, после магуча закончил ещё и военное училище, выпустившись оттуда унтер-офицером, после чего служил в одном из трёх пехотных полков, которые стоят в Бобруйске и вокруг него. Дослужился до прапорщика, то бишь — вышел в офицеры, а потом был отправлен в запас, как единственный кормилец, до моего совершеннолетия. Конечно, вряд и бы его призвали дослуживать оставшиеся два года после такого перерыва, но числился он в запасе, а не в отставке.
У нас в академии с третьего курса военное дело начинается, вместо уроков фехтования, будет несколько дисциплин, по каждой — внутренние зачёты, а экзамен один, общий. И на практике начнётся изучение и освоение настоящих боевых конструктов, а не одних только мелочей наподобие стихийных «пуль» и базовых щитов. На выпуске, если сдам всё успешно, сразу получу погоны прапорщика, для подпоручика надо специальное высшее военное училище заканчивать. И вот тут мои корочки пусть внештатного, но служащего Отдельного Корпуса жандармов пригодятся — можно будет получить звание в корпусе, равное прапорщику, и засчитать отработанное время в выслугу, да ещё и с преимуществами, даруемыми Высочайшими благоволениями! Мы в лаборатории так прикинули, что через полгода после выпуска (раньше нельзя — ценз просто так не обойдёшь) смогу получить следующее звание, по выслуге, а это уже следующий классный чин.
И терять это всё, помимо уже упомянутой реальной пользы от меня, из-за обиды на какого-то не то дурака, не то сволочи, или даже нескольких таких? Вот морду бы набить, даже не дуэль, а именно что по мордасам надавать — это было бы здорово. Но несбыточно, увы, ибо обидчик — на службе, а потому лицо неприкосновенное. Кстати, и с дуэлью тоже пролёт, по той же причине.
А вот и Дукора, скоро пора с тракта Смолевичи — Смиловичи сворачивать налево, на шоссе Минск — Могилёв, пусть дед и ворчит, что это шоссе больше на ухоженный просёлок похоже, а прежней дороге, видимо, на роду написано быть ушатанной во всех мирах. Не знаю, по-моему, он наговаривает. Хотя, если подумать, какими должны быть дороги, по которым можно ехать «не торопясь, где-то соточку» и сравнить с имеющимися, где больше сорока не на всяком автомобиле разгонишься…
Ехал ещё недолго, ни устать, ни проголодаться не успел, но ритуал остановки «на чай» в Дукоре выполнил. На то он и ритуал, пусть мною самим для себя придуманный. И не отменяющий ритуал в Березино. Только выйдя из чайной вспомнил, что хотел ведь ещё в Дубовый Лог заехать, с рутинной проверкой. Но дел, требующих моего непременного личного присутствия, там не было, а с задачей не дать расслабиться сверх допустимого Егор Фомич сам справляется отлично. Опять же, если будут значимые новости — он мне о них расскажет. Но сам факт того, что я забыл о своих планах показывает, как я переживаю из-за случившегося. Лучше, пожалуй, больше так глубоко не задумываться, а то ещё аварию устрою или сверну не туда.
«Ага, в себя придёшь где-то между Слуцком и Пинском, владельцем огуречной плантации с женой и тремя детьми!»
«Я столько не выпью!»
Чем дальше, тем проще получается находить общий язык с дедом, но не могу сказать, что это меня всегда радует. Кстати, о размышлениях. Есть вопрос, связанный со свадьбой, который я тёще не доверю, а именно — где мы после этой свадьбы будем жить. Запереть молодую жену в Дубовый Лог и там бросить одну — очень плохая идея. Поселить в Смолевичах, с Беляковыми — лучше, но ненамного. Оставить жить с мамой и приходить в гости — тоже плохо, дед уверяет, что самый худший вариант, дающий максимальный шанс на то, чтобы испортить отношения и с женой, и с тёщей. Пока склоняюсь к мысли или снять на пару лет домик в южной части Могилёва, если Маша устроится после выпуска работать в городе по специальности. Или — в моей академии, можно тоже арендовать домик, точнее — половину его, для семейных студентов есть такая возможность. Правда, с учётом очереди из желающих, лучше сперва получить титул, для повышения шансов. Или сделать ещё что-то очень хорошее для ректора, да. Ну, или попробовать выехать на прежних заслугах.
Однако, прежде чем идти к ректору — нужно посоветоваться с Машей, а она ни о чём, кроме своей дипломной работы говорить не хочет и не может. Да и там все разговоры сводятся к переживаниям и пережёвываниям одного и того же по триста пятнадцатому разу. Никаких нервов не хватает с ней общаться — потому что никаких доводов не слушает и не слышит, в принципе. Вообще непонятно, что с ней делается — и Екатерина Сергеевна, и Василиса уверяют, что она раньше никогда такой не была, ни при выпуске из гимназии, ни при поступлении в академию. Как всё равно проклял кто! Эту версию, кстати, тоже проверили, и тёща лично, и приглашённые ею специалисты, подлив Маше за обедом снотворного — некоторые проклятия содержат компонент, который заставляет носителя избегать обследования любой ценой. К счастью, ничего такого не нашли — или, может быть, к сожалению? Сняли бы и всё, а то так и осталось непонятным, что с ней творится такое. Ну, в первых числах мая та самая предзащита — что-то вроде генеральной репетиции со зрителями (в лице комиссии и не только) выступления, которое они и готовят. Надеюсь, после этого она хоть немного успокоится, а то уже не то, что сил нет терпеть — просто страшно за неё становится! И дед ещё, со своими советами, как, мол, «переключить» на другое. Часть из них не даст реализовать тёща, а часть — просто суицидные какие-то. Да и в эффективности их я что-то сомневаюсь.
В среду был в лаборатории, задач накопилось что-то многовато, пришлось ехать прямо с занятий и сидеть там до темноты — что, строго говоря, для первой половины апреля не показатель. А перед самым уходом со мной опять связался по мобилету Мурлыкин. Прямо дежавю какое-то, право слово. Аж заныло внутри, как вспомнил прошлый четверг. Но голос тестя на этот раз был спокойный, даже удовлетворённый, так что есть надежда — обойдётся без новых неприятностей. Василий Васильевич кивнул мне в знак приветствия, не отрываясь от какой-то бумаги и бросил: