После миномётов, которые понемногу вынуждено приближали линию огневого заслона к оборонительным позициям, в дело вступали стрелки в линии. Картечница работала очередями по скоплениям тварей начиная от рубежа семьсот-восемьсот метров. Пусть рассеяние и у неё получалось слишком большим, но по толпе даже с такого расстояния попасть было не слишком сложно. Крепостные ружья либо работали своими чудовищными пулями по особо заметным и опасным на вид целям с дистанции четыреста-четыреста пятьдесят метров, либо «дальней» картечью на двести-двести пятьдесят. Стрелки по ясно видимым тварям начинали работать с трёхсот метров, но это наиболее опытные или самоуверенные. Сложнее всего было с мелкими крысюками, шустрыми и малозаметными. Конечно, их стаи старались накрывать миномётчики, но мелкие группы или недобитки имели шанс прорваться. Со временем крепостные ружья почти полностью перешли на отстрел картечью таких вот шустрых на ближних подступах, тем более, что среди них тоже могли оказаться твари второго уровня. Пока ни одна тварь не добежала до плетня, отмечавшего семьдесят метров от автомобилей, но запасные гладкие стволы с картечными патронами все держали под рукой, на случай боя на ближней дистанции. На самый крайний случай была ещё одна придумка барона, но пользоваться ею было страшновато, хоть они и испытывались в присутствии дружинников.
Счастье ещё, что прорыв произошёл сейчас, в середине апреля, когда поле ещё голое, более того — из-за поздней весны ещё и не засеянное, местные только-только начали вспашку, так что укрыться среди растительности у крыс возможности не имелось.
Если бы они все выскочили одной толпой, сплошным валом — дружинникам, как ни странно, было бы намного легче. Даже сто двадцать тысяч тварей — это условный прямоугольник в триста рядов по четыреста голов в каждом. Миномётчики, даже не форсируя темп стрельбы и с учётом разброса или промахов, «съели» бы этот «пирог» минут за пятнадцать, едва ли дав тварям пробежать половину поля, израсходовав от силы четыре сотни мин и оставив остальным только жалкие остатки на добивание. Но вторженцы, к сожалению, жизнь людям облегчать не хотели, бежали от разных точек разными маршрутами, порой задерживаясь на случайной добыче или забредали в тупики болот и оврагов, «растягивались» при движении по лесу, предпочитая для перемещения дороги, просеки или хотя бы звериные тропы, поэтому «выдавливались» через фильеры лесной опушки крайне неравномерно со скоростью от двухсот до восьмисот штук в минуту, да и двигались довольно хаотично. И поле, которое кажется ровным, на самом деле изобилует рытвинами, буграми, старыми межами и вообще непонятными канавами, в которых крысоморфы с большим удовольствием и сноровкой прячутся. Ну, и дым, как от разрывов десятков, а затем сотен мин, так и от других источников — в, казалось бы, голом поле что-то умудрялось тлеть, а то п вовсе весело полыхать, и это были не только крысиные трупы. Так что порой миномётчики вовсе прекращали огонь одним или двумя стволами, зато в следующую минуту уже палили с максимальной скоростью. И, к сожалению, не слишком редко — впустую: твари ли резко меняли направление и скорость бега, или ветер на высоте, а мины взлетали вверх версты на две, шалил, но случалось, что целая очередь из четырёх разрывов ложилась на пустое место, «по полёвкам», как это со злостью на себя комментировал командир батареи.
Второй рейс Маша сделала уже колонной из четырёх автомобилей, прибрав себе дружинный грузовик, и привезла девятьсот двадцать мин, а также десяток ящиков с патронами примерно через час после начала боя. К её приезду в Дубовом Логе груз уже частично подготовили к погрузке, вынеся на открытое место и выложив по кучкам. Так что погрузка заняла меньше времени, чем опасалась моя начальница колонны, да и шофёры под «ласковым» взглядом баронессы осознали, что числиться в дружине — это не только доплата за несколько часов занятий в месяц и возможность возить с собой оружие для самозащиты, но и определённые обязанности. Так что как-то внезапно научились ездить со скоростью тридцать километров в час вместо привычных пятнадцати. Да, было страшно — но баронесса оказалась страшнее. Особенно, когда раздражённо рыкнув, мановением ухоженной ручки снесла с моста очередную кучу хлама, вновь наваленного жителями Рудни. И маленький кулачок, которым она грозила «строителям» вовсе не казался смешным или не страшным, даже не из-за дворянского перстня на нём.
Пока шла разгрузка силами привезённых с собой добровольцев, от которой её вновь отстранили, Маша успела съездить на грузовике с патронами в деревню, пообщаться с командиром дружины. По дороге отловила любопытных местных, которых без зазрения совести привлекла к разгрузке боеприпасов и те, впечатлённые происходящим вокруг грохотом, даже и не сопротивлялись. По результатам разговоров колонну разделили: грузовики отправились в имение, забрать последние семьдесят ящиков с минами в гражданский и все, сколько есть, патроны и ручные гранаты — в дружинный, который планировалось оставить в Чернове как пункт боепитания и дополнительный транспорт для эвакуации, если всё станет совсем плохо. Сама же Мурка намеревалась с двумя пикапами поехать в сторону Червеня — посмотреть, как идёт эвакуация и где, собственно, болтаются армейцы? Хотя, по совести если, ждать их было ещё очень рано: это на автомобиле пятнадцать километров — полчаса не слишком быстрой езды, пешком же под полной выкладкой идти часа три. А ещё надо поднять войска по тревоге и вывести их из расположения. Так что армейскую колонну ожидали встретить в лучшем случае на пересечении Червеньского тракта с Могилёвским. И там, переговорив с командиром, если он окажется вменяемым, погрузить часть бойцов на автомобили перебросить их к месту боя, после чего продолжать такие вот челночные перевозки, в какой-то момент прихватив с собой и освободившийся от мин грузовик, или даже оба.