Бабуля недовольно поджала губы. И это она ещё не знает, что в открытку деньги вложены. Чтобы они не выпали неожиданно, пришлось пресечь попытку Ядвиги Карловны заглянуть внутрь:
— Тётя Ядя, вы лучше дома почитайте, ладно? — И подмигнул.
Нашему «универсальному солдату», по определению деда, который при этом постоянно хихикал, Семёнычу, подготовил немного другой набор сходной направленности: бутылку «Пшеничной» к столу, новый волчий треух и тоже открытку. Открытка особого интереса не вызвала, он её повертел и просто сунул в карман — надо будет потом намекнуть, чтобы всё же заглянул внутрь — шапку нацепил на голову, а бутылку вложил куда-то за пазуху. И для чего я красивый пакет покупал⁈
От идеи подарить одной кулинарную книгу, а второму набор столярных инструментов отговорил дед. Точнее, не отговорил, а пресёк на корню:
«Дарить подчинённому вещи, хоть как-то связанные с профессиональной деятельностью, это настоящее жлобство! Потому как это, по факту, рабочий инвентарь, которым ты и так обязан снабжать. Плюс намёк, что как людей, а не как рабочую единицу, ты их не воспринимаешь. И еду дарить — тоже так себе идея: съедят и забудут. Разве что за компанию с чем-то ещё».
Стоило слугам выйти за ворота, как «пани Зося» ожидаемо накинулась на меня с упрёками в транжирстве.
— Стоп, бабуль! Завтра, или когда там у вас очередные посиделки, поинтересуйся у своих подруг, что они, точнее — главы их родов, подарили ближним слугам. И сравни, как на этом фоне выглядят твои замызганные «синички». А слуги тоже между собой общаются. Ты хочешь опозорить и себя, и мой род⁈
— Ишь ты, важный какой! — Видно было, что аргумент про сравнения прошёл, но она пока не уверена, что всё так запущено. Однако признать свою неправоту, да ещё вот так, без боя⁈ Это не про мю бабушку!
— Важный или нет, а дарить должен был я. Кстати, Лёньку почему не позвала — он подарка недостоин, что ли? Провинился чем?
— Да я ему ещё в обед подарок отдала!
А то я не знаю! Откуда, думаете, я сумму пять рублей взял? Да, пришлось подождать, пока родственница удалится и вручить уже нормальный подарок, с той же оговоркой, что бабуля поздравляла «от себя». Ему, помимо «Голубики с тархуном», нового детективного романа, до которых он был большим охотником, и открытки с начинкой, вручил побрякивающий мешочек с серебряной мелочью:
— Невесте твоей на мониста.
Да-да, наш неумолимый сердцеед районного масштаба, попал под чары каким-то ветром занесённой в один из Смолевичских магазинов татарочки откуда-то с Полтавщины.
— Откуда вы⁈..
— В нашем мире есть много удивительных чудес, Лёня. Некоторые из них необъяснимы. А некоторые вполне понятны — например, телефон.
Ладно, вернёмся в настоящее, к бабушкиным упрёкам:
— Ну, зачем ей такую шаль дарить было? Мне бы отдал, Яде и попроще сойдёт!
— Ага, предложи ещё мешок из-под картошки распороть. Бабуль, ты три последние шали, тебе подаренные, все, кстати, гораздо дороже сегодняшней, ни разу не надевала, сразу моли на корм отдала. От четвёртой она вообще обожрётся.
— Нет у меня в шкафу моли! А сынову шаль я на похороны себе отложила.
— Все три? Тебя как мумию египетскую заматывать, что ли⁈
В общем, пособачились минут десять-пятнадцать, без огонька: оба знали, что это неизбежно и ровно так же оба знали, что это бесполезно. Размялись, так сказать, после ужина. Это она, повторюсь, не знает про деньги в конвертах и подарки Лёне.
— А что это вы с ёлкой так долго возились? Что значит — без моего руководства! Со мной за полчаса бы управились!
— Бабуль! Под твоим руководством мы с Семёнычем, отцом и второй стремянкой ни разу меньше двух с половиной часов не провозились.
— Да ладно!
— Честно-честно, можешь Ядю спросить. А сегодня то, что было — за час развесили. А потом новые делали: я как-то не подумал, что ёлка растёт, а количество украшений — уменьшается. Пришлось импровизировать.
— Страшно подумать, что вы там навешали! Срочно пошли смотреть — и снимать, если ещё не поздно!
— Мы просто старые игрушки, ободранные, покрасили металлической краской под серебро и золото!
— Какой ещё «металлической краской», не бывает такой! Пошли смотреть, говорю!
Бабушка как она есть. Всё — закусила удила и понесла. Теперь не остановишь, пока сама не устанет. Или пока всё не снесёт на пути. Или снесёт, устанет, отдохнёт и ещё немножко потопчется. Ой, ё!
— Бабуля, стой! Руками не трогай, краска не высохла ещё!!!
Разумеется, она потрогала. Первую же серебряную игрушку. Даже если изначально и не собиралась. Теперь стояла и смотрела то на меня, то на грязные руки, то на испорченную игрушку.
«Ну, хоть с ветки не сорвала, возни меньше».
«Какой возни, ты о чём⁈»
«Юрка, не тупи! Ты же краской этой управлять можешь, и уже чуть-чуть отдохнул. Давай, пока она этими руками за что-нибудь не схватилась или кричать не начала!»
— Давай сюда руки!
Я подскочил к бабушке и, пока она не опомнилась, собрал всю краску в шарик и перекатил его себе на ладонь.
— Я же тебе кричал, я же тебя просил…
Отправил шарик в полёт к игрушке и заставил её растечься ровным слоем.
— Откуда у тебя магия воздуха⁈
Ну, а что можно было ждать, кроме смены темы — не признания же справедливости упрёков, да?
— Бабуля, ну откуда у меня воздух⁈ Я же тебе говорил — краска ме-тал-ли-чес-ка-я, я сам её сделал и я могу ею управлять, пока не засохнет.
Бабушка Хмуро посмотрела на меня и повернулась обратно к ёлке. Обошла вокруг. Морщась, рассмотрела, что там наставил Семёныч. Пару раз порывалась перевесить или переставить что-то, но отдёргивалась. Только косилась на меня, а я честно сказал: помогу, если будет обоснованная претензия. Наконец, нашла, что спросить:
— И это всё, что вы за это время покрасили?
— Нет, ещё ворота.
— У нас грязные и пачкающиеся ворота⁈ Юрка, ты с ума сошёл⁈
— Спокойно, не кричи!
— Как тут не кричать! У нас гости на носу, а ворот…
— Что-то у нас на носу?
— Неважно! Пошли отчищать!
— Стой! Не надо ничего… — опять ускакала.
Когда подошёл, она уже удивлённо колупала пальцем краску.
— Ты можешь хоть когда-нибудь, хотя бы просто для разнообразия, сначала дослушать меня до конца, а потом куда-то бежать или что-то делать?
— Ай, что там у тебя слушать, у пацана мелкого!
— Например, что краску на воротах сосед наш своим огнём высушил. А я моей ещё и металл укрепил. Так что пальцем ты не проковыряешь точно.
Она вздохнула, отошла на пару шагов и стала рассматривать ворота оттуда. Кстати, не она одна: улица у нас не слишком оживлённая, но три человека стояли и смотрели. Поздоровавшись с соседями, подошёл к бабушке:
— Красиво, правда?
А что: серебряное поле, а в центре — золотая звезда, пятиконечная. Я ещё за счёт оттенков сделал так, будто она объёмная. На прутьях сделать это было непросто, но я справился. Когда краска плывёт именно туда, куда ты хочешь, а не куда сама хочет из-под кисточки. И вторая половина ворот такая же. Дед опять заржал, как всё время, пока я рисовал.
«Или прекращай ржать на всю голову, или объясняй, что тут смешного!»
«Тут не хватает кое-чего! Ха-ха-ха!»
«И чего это?»
«Надписи „в/ч 01776 Рысюхино“, конечно!»
«Какой ещё вэче, почему эти цифры⁈»
«Военная часть. А цифры — это просто телефонный код Смолевич в моём мире».
Успокаивается, кажись.
«Юра, просто у тебя получились убийственно точные ворота в расположение любой армейской части. Только цвета не те: не красное на зелёном, и золото на серебре. В/ч для мажоров, всё дорого-богато! Буаааа-га-га-га!!!»
А, нет, показалось. Не успокаивается.
— Где остатки краски?
— Отдал взамен за просушку.
— Зря. Пусть так, но надо, чтобы завтра зашёл, лошадь хотя бы высушил. А то дети всё равно пролезут, и ухрюкаются так…
А вот это — мысль здравая, в кои-то веки. Такое бабуля тоже практикует: подготовить в ходе разговора или спора что-то такое, однозначно правильное и полезное. Просто для того, чтобы потом всегда можно было сказать: «В конце вы всё равно все со мной согласились, так зачем же спорить было?» Ну, а то, что спорили об одном, согласились же с другим — она всегда величественно игнорировала.