— Ого! А я и не знал…
— Так вот, буквально вчера вечером пришло сообщение, что в связи с окончанием расследования и доказательством непричастности персонала все ограничения снимаются, выслуга будет начислена и так далее. Понятное дело, что академия стоит на ушах и празднует так, что стены трясутся. Граф Кайрин, ваш ректор, используя своё положение в обществе и личные связи, добился доступа к материалам дела — не всем, разумеется, а в части касающейся, изучил и назначил главными виновниками торжества некоего студента первого курса и одного глазастого унтера. Унтер уже получил на руки сумму, которая при желании позволит выйти в отставку и открыть своё дело. А вот у студента всё ещё впереди…
— Да что там моих заслуг⁈ Просто заметил, что крыса врёт, и всё! Остальное вы и Третье отделение раскрутили!
Мурлыкин тяжко вздохнул.
— Вот из-за этого я тебя и позвал. Из-за твоей зашкаливающей щепетильности и выходящей за все рамки скромности. Во-первых, граф Кайрин — как и большинство титулованных особ — человек самолюбивый и отчасти мнительный. Отказ от награды или её части может воспринять как личную обиду, если не оскорбление. Поэтому некоторую скромность проявить нужно, но именно некоторую, и вовремя остановиться. А во-вторых, пойми, дурья голова: награждать будет не за пойманную крысу, это на самом деле — мелочь, а за снятие опалы с академии, с него лично и, в какой-то степени — со всего рода, в который он входит. За такую услугу, как снятие опалы с рода, князья отдариваются титулами и имениями, причём окружающие ещё смотрят, не слишком ли низкий титул и не слишком ли малое владение.
Будущий тесть перевёл дух.
— Ещё раз, послушай, услышь и пойми. Наша работа — это наша работа, воспринимается как должное, тем более что мы, стараниями дурака Жабицкого три с лишним года топтались на месте. В их глазах именно ты стронул дело с мёртвой точки и предоставил нам главного подозреваемого в готовом для разработки виде. И, да — род графов Кайриных просто не имеет права, не может себе позволить, не наградить за снятие опалы как следует. Им это будет ударом по самолюбию и по репутации. Пусть даже сейчас речь идёт об опале для одного из рода — они обязаны вручить тебе достойную награду, а «достойная» в этом случае — это не банальные деньги, хоть и они тоже могут быть добавлены, причём речь не о сотнях рублей и не о паре тысяч, а что-то знаковое и статусное. И не смей даже пытаться отказываться! Скромность и вежливость — да, но принять с благодарностью — обязан. Ты меня понимаешь?
— Думаю, да.
[1] Пасюк — серая крыса.
Глава 11
Мы допили чай в молчании и задумчивости. Напоследок Мурлыкин заметил:
— Надеюсь, ты понимаешь, что проблем как минимум на этой сессии тебе ждать не приходится? Режим благоприятствования будет такой, как у сына ректора, а то и выше. Главное — не наглеть.
— Не буду, конечно.
— Самое смешное — что даже не сомневаюсь. Более того — уверен, что будешь смущаться и отнекиваться.
— Кстати, Василий Васильевич. Вы говорите, что расследование в целом закончено. А кто испортил основной кристалл?
— Ещё один идиот, только молодой и идейный, которого использовали «в тёмную». Огранщик «нулёвка», но близко к единице, которого отправили на изнанку в надежде, что сможет поднять потенциал. Вместо этого он страдал всякой фигнёй. Вроде как его подговорили «разыграть высокородных гусей» — мол, защита перезагрузится от запасных камней, но «эти», услышав сигнал тревоги, «успеют обгадиться». Так, по крайней мере, говорят его приятели. В общем, навыков испортить кристалл так, чтобы он треснул при сильном оттоке энергии ему хватило, а везения выжить после падения защиты — нет.
— Жаль.
— Конечно, жаль — хотелось бы допросить его, чтобы узнать, кто именно уговаривал и что обещал.
«А вот это уже признаки начала профдеформации».
Мы ещё какое-то время посидели, обсудили, как прошло празднование Нового года и здоровье родных. Наконец, я откланялся. К Пескарскому, по здравому размышлению, заходить не стал — толку будет ноль, а времени потеряю немало.
На входе на изнанку академии меня перехватил приплясывающий не то от нетерпения, не то от других эмоций служащий администрации.
— Рысюхин? Юрий Викентьевич?
— Да.
— Где вы ходите⁈ Вас ректор ждёт! Идём быстрее!
— Подождите, дайте хоть вещи занести и умыться с дороги!
— Вещи отдайте охране — они отнесут. Умыться… По дороге будет уборная, идёмте же скорее, Их Светлости ждут!
Я оглянулся на охранников — знакомых от силы треть. Вычистили ставленников Жабицкого? Я протянул ближайшему охраннику баул и ножны с клинком:
— Отнесите, пожалуйста, в общежитие номер один, коменданту Надежде Петровне.
Служивый, разумеется, даже не сделал попытки брать вещи, только покосился на начальника смены. И даже подгоняющие реплики представителя ректората его ничуть не впечатлили — пока старший не кивнул в знак подтверждения.
«Молодец, боец, так и надо. Нужно будет при случае отметить это дело».
— А саквояж?
— Там документы и деньги.
Короче говоря, через четверть часа я уже был доставлен в покои ректора. Правда, покоем там и не пахло, а пахло гулянкой, но высокородной: кроме ректора присутствовали все пятеро деканов, заведующие секретариатом и военной кафедрой. Все — титулованные: два графа, два виконта и четыре барона, как я выяснил из представления. Что характерно — из как минимум десятка дам и девиц, среди которых было по меньшей мере трое знакомых мне преподавателей, не представили никого.
Ректор был расслаблен и благодушен, в расстёгнутом сюртуке, без галстука и с бокалом шампанского в руке. Такой же бокал был предложен и мне. Я, из вежливости пригубив вино, тут же отставил бокал на столик и извинился за неподобающий внешний вид:
— Прошу прощения, Ваша Светлость, что я в дорожном костюме, да ещё и с саквояжем — меня к вам прямо с проходной доставили.
Граф Кайрин рассмеялся:
— Это они, конечно, погорячились, могли бы и дать время привести себя в порядок. — И тут же махнул рукой: — впрочем, это пустое! Виновнику торжества и не такое простительно! Вы же в курсе, что мы здесь празднуем, или ещё не знаете?
— Знаю, Ваша Светлость. Будущий тесть перехватил после поезда и растолковал в целом, хоть и без особых подробностей.
— Хм. Без чинов. А тесть будущий это кто?
— Мурлыкин, Висилий Васильевич, из Четвёртого отделения.
— А, знаю! Толковый следователь, и вообще приятный человек. И дело проработал, и с соседями поделился успехом. Понимает и службу, и дружбу — далеко пойти может. Стало быть, решили породниться с начальством? — Граф понимающе подмигнул.
— Ну, строго говоря, он мне не начальник, я вообще в Минской лаборатории числюсь, в Могилёве как прикомандированный. Да и когда с его дочкой знакомился, фамилию её не знал.
— Вот именно так всем и рассказывайте, да! — Ректор расхохотался. Похоже, не поверил.
Потом он провёл меня по комнатам, взаимно представив всем присутствующим и перезнакомив с ними. Все, разумеется, рассказали о том, как они рады знакомству, причём радость была искренней, хоть и вызвана иной причиной. В конце граф отвёл меня в альков для более серьёзного разговора.
— Юрий Викентьевич, вы же понимаете, что для меня сделали и чем я вам обязан?
— Справедливости ради, всю работу проделали жандармы…
— Ай, бросьте! Жандармы, при всём уважении к вашему будущему родственнику, три с лишним года сидели у меня на шее и только и моли, что тырить наволочки да пропивать учебные пособия.
Да уж, дурак Жабицкий сильно подпортил репутацию Корпуса, и восстанавливать её придётся годами.