Не знаю, сколько простоял в прострации, гоняя мысли по кругу, но явно недолго, потому что после меня никто ещё из аудитории не вышел. Очередной цикл прервала девушка, судя по униформе — из административного персонала.
— Господин Рысюхин? Вас желает видеть ректор, позвольте вас проводить.
«Ну, вот и всё. Сейчас осталось только попрощаться с ним и с академией».
Я впал в полную депрессию, даже сам удивился такому своему состоянию, но так, вяло. И дед тоже ощущался где-то на уровне чирикания птиц — что-то такое слышится, но внимания не привлекает.
В кабинете ректора кроме него был ещё кто-то — внешне похожий на него, но несколько старше и с более грубыми чертами лица. Но поскольку мы пока не представлены, обращаться буду только к Кайрину:
— Здравствуйте, Ваша Светлость.
— Без чинов. Что-то вы какой-то очень уж вялый. Сессия вымотала? Кстати, как экзамены?
— Биологию завалил. Только что.
— В смысле? Как это «завалил»⁈ Я же… Таааак! А это ещё что за гадость⁈ — ректор сделал какое-то сложное движение кистью руки и словно сдёрнул с меня пыльное покрывало.
Сразу и жить захотелось, и дед стал слышен отчётливо — точнее, его мат, которым он сейчас разговаривал. А вот Николай Петрович, наоборот — из благодушного и расслабленного стал злым и напряжённым.
— Кто же это посмел⁈ Так, вы где сейчас были?
— На экзамене по основам биологии. Потом меня к вам привели.
— Слабость, апатия, тоска и равнодушие к жизни — когда появились?
— Незадолго до прихода вашей помощницы, в коридоре перед аудиторией.
Наверное, мне послышалось, что граф тихо зарычал.
— Что с экзаменом? Детально, но без лишних подробностей!
Глядя на ректора не то, что спорить с ним — просто быть недостаточно расторопным в выполнении приказов было страшно. Я коротко рассказал перипетии экзамена. На моменте впадения Тростинкина в бешенство, граф прервал меня.
— Значит, «великое поле Жизни», опять? Ну, всё, он допрыгался! Так, мне нужно отлучиться, дать некоторые распоряжения. Ах, да! — ректор спохватился. — Это мой старший брат, граф Кайрин Алексей Петрович. Это, соответственно, Рысюхин, Юрий Викентьевич. Побудьте пока вдвоём, я скоро вернусь.
Разъярённый ректор подошёл к двери, но обернулся и бросил мне:
— Зачётку!
Я протянул документ и тот выскочил из кабинета. До того, как дверь захлопнулась, я успел только расслышать:
— В какой аудитории экзамен у Тростинкина?
Маг универсал полного пятого уровня в ярости — внушает трепет, да.
— Ну надо же, «великое поле Жизни»! Эти сектанты ещё существуют? — раздалось за спиной.
Я обернулся к старшему Кайрину:
— Ваша Светлость.
— Брат же сказал — «без чинов». Он хоть и младший, но в этом кабинете — главный.
— Извините, Алексей Петрович, вы сказали — сектанты?
— Да, так называемое «Каирское учение», в последние пару сотен лет именуемое чаще «Каирская ересь». Тамошние друиды тысячи полторы лет назад придумали это своё «великое поле Жизни» и стали его искать. Имея целью не просто найти его, но взять под контроль и посредством этого захватить власть над миром. Тогдашние владыки собрались было вырезать их под корень, во избежание, но получили от богов уверение, что ничего у этих друидов не выйдет. С тех пор все основные постулаты их учения были не один десяток раз опровергнуты, в том числе и экспериментально, но сектантам хоть кол на голове теши. Все эксперименты, что опровергают их ересь, они объявляют либо фальшивками, либо «выполненными с грубыми ошибками», но сами ошибки не называют. Поразительно, но у этой чуши постоянно находятся новые сторонники — как правило, из числа не самых сильных «жизнюков», причём большинство — из тотема Тростника, как ни странно.
— Спасибо, очень познавательно. И как такой оказался преподавателем?
— Это мы потом у братишки спросим. Я, вообще-то, совсем не за этим приехал. Но об этом позже, когда брат вернётся. Без него, то есть — через его голову, решать данный вопрос будет не вежливо, пусть он и в курсе.
В общем, получилась очередная светская беседа, разве что с уклоном в учёбу и высшее образование в целом. Кайрин даже какие-то студенческие байки рассказывал, но выражение лица и глаз при этом оставались серьёзными и сосредоточенными. Наконец, вернулся ректор. Возбуждённый, злой — но уже не разъярённый. Входя в кабинет он бросил своему брату:
— Некоторые решили, что если их родственник стал казначеем попечительского совета, то мои распоряжения для них уже не обязательны к исполнению. Уволил нафиг, задним числом, с тридцать первого декабря. С оплатой за этот год по часовой ставке, хотя и не за что — просто чтоб по судам не таскали.
«Мощно придумано! Опалу-то сняли второго января. Получается, уволенный прошлым годом выслугу лет и прочие возвращённые блага не получит. Так сказать, мелочь — а приятно! Наш ректор тот ещё коварный тип!»
— Заведующему кафедрой, конечно, работы подвалит — проверить учебные материалы, с какого момента он начал свою ересь проповедовать, скорректировать программу на следующий семестр, пересмотреть экзамены… Но сам виноват, что не уследил и мне не доложил!
— Ты, брат, лучше мне скажи, как этот сектант вообще на посту преподавателя оказался?
Николай Петрович сморщился и раздражённо махнул рукой:
— Политика, мать её экономику. Пришлось взять, с испытательным сроком и при условии, что свои верования оставит при себе, преподавать же будет строго по утверждённой программе. Но он пригрелся, обжился, и начал наглеть. А уж проклятие на студенте, провоцирующее отток жизненных сил при каждой эмоции — это уж и вовсе чистой воды уголовщина, никакая родня вякнуть не посмеет.
Ректор потёр руками лицо и заявил:
— Так, всё, хватит об этом субъекте. Он и так отнял у нас слишком много сил и времени. Что ещё? Ваша зачётная книжка у заведующего кафедрой, он просмотрит вашу работу, Тростинкин её изрядно помял, и даже потоптал, но не уничтожил. Если вдруг, паче чаяния, возникнут какие-то вопросы — вам их зададут в приватном порядке. Так или иначе, к обеду, край — часам к трём пополудни всё должно окончательно решиться.
— Что ж, если с текущими делами закончили, я, с твоего, брат, разрешения, озвучу причину нашей встречи.
Сочтя жест ректора, который отошёл к столику с минеральной водой, за разрешение, гость продолжил:
— В благодарность за оказанную академии, моему брату, а также в какой-то степени и всему нашему роду мы предлагаем на выбор три варианта ответной любезности. Первый вариант, — граф взял прислонённый к стене тубус и достал из него карты и ещё какие-то бумаги. — Владения недалеко от Клайпеды, на берегу моря. Скажу честно — мы когда-то приобрели их, желая основать новую баронию, для получения титула одному нашему вассалу, но не вышло. Потом расскажу подробнее, если будет интересно. Площадь владения около сорока гектаров, тридцать девять с хвостиком, землемеры почему-то любят такие дробные числа. На территории расположена усадьба, или, как некоторые её называют на более северный лад «мыза», сосновая роща на берегу, около десяти гектаров, высажена для укрепления берега и дубрава чуть большей площади по дальнему от моря краю имения. Также, на правах долгосрочной аренды, размещаются рыбацкий посёлок на дюжину домов, их же порт с двумя деревянными причалами в сорок и восемьдесят метров и небольшой цех по переработке рыбы. Денег от аренды как раз хватает, с небольшим запасом, на оплату налогов и содержания усадьбы. Ах, да! Есть ещё чуть больше двухсот метров пляжа, от поселения он отделён дюной, половина его — узкая полоска песка между сосняком и морем. Честно признать, единственное, что даёт данное имение помимо некоторого престижа — это возможность бесплатного летнего отдыха на море с семьёй и дары леса, которые исправно консервирует жена смотрителя усадьбы.