— Ну, всё — понесло Кирюху, сейчас опять минут пятнадцать будет убеждать, что надо фургон хватать и бежать!
— В принципе, большой мне сейчас, собственно, и не нужен. Но и для дальних выездов не совсем пригоден, есть недостатки, на мой взгляд существенные.
— Недостатки есть, но по сравнению с тем, в каких условиях сейчас работаем — это из серии «жемчуг мелок». Но мы к этому вопросу позже вернёмся, когда коллеги приедут в город, сезон закрывать.
Я невольно поёжился — прозвучало это угрожающе. Невольно задумался о том, как перегнать в Могилёв оба фургона к началу учёбы. Чтобы в случае чего бросить один в зубы преследователей и скрыться на втором. Дед развеселился, отпуская шуточки про «брось раненого в пасть врагу». Шутки шутками, но оставлять первый фургон гнить в каретном сарае было бы глупо в любом варианте. Не по железной же дороге его отгружать! Проще будет перегнать один, вернуться на поезде и ехать на втором. Те временем Лопухин продолжал:
— А накомарник! Они же не могут себе представить, даже в теории, что такое жить в накомарнике, чай пить в накомарнике — но всё равно, сссс… с комарами, спать — в накомарнике и в перчатках! За шанс поужинать БЕЗ накомарника и спать не в верхней одежде, в которой всё равно просыпаешься не искусанным — ребята этот фургон на себе в тундру занесут, если надо, на плечах!
— Так от комаров же есть репелленты всякие?
— Есть. И химия, и алхимия, и артефакты, и заклинания. Много их есть — только толку от них мало. Нет, в лаборатории, или на полигоне здесь, в лесах — всё работает, а в поле — шиш! Может, дело в том, что мошки этой там до той самой матери не только по количеству в штуках, но и по числу видов, пород, мутаций и гибридов, может — места такие, кем-то проклятые. Но все средства или работают не против всех, или в несколько раз меньше, чем должны, или вообще почти не работают — ну, кусают тебя без репеллента тридцать раз в минуту, а с ним — двадцать пять, сильно легче?
— Думаю, вообще без разницы — ну, съедят тебя на час позже…
— Вот! Юноша зрит в корень — съедят, твари! Нет, палатку зашнуровать можно — только долгое это дело, за каждым входящим-выходящим шнуровать, ни на что другое времени не останется. И если слишком хорошо закроешься — то задохнёшься нафиг, окошко марлевое та же мошка забивает на ура. Вот и ложишься спать: в брезентовых штанах и куртке, куртку — в штаны, штаны — в носки, на ноги — ботинки, на рукава — перчатки, и не забыть манжеты застегнуть! И вот так вот — спать. Неделями, месяцами, каждую ночь…
Геолог передёрнулся и продолжил с загоревшимися глазами:
— А тут! Дверь — герметичная! Тех тварей, что с собой принёс, в замкнутом объёме уморить — вообще не вопрос, это заклинание все при первой возможности учат и в первый же выход отрабатывают до автоматизма! И — можно раздеться, умыться! Поесть! Поспать по-человечески!
— Фильтр воздушный быстро забиваться будет. — Дед скинул мне из своей памяти картинки того, СКОЛЬКО там этой мошки[2], и я был впечатлён.
— Не вопрос вообще! Поставим дополнительный фильтр и навешаем на воздухозаборник амулетных репеллентов, желающих и готовых зарядить их будет больше, чем нужно. Чистить будем два раза в день! Юра, вы не понимаете, просто не можете осознать, какая фантастическая, шокирующая, сбивающая с ног разница — жить, как мы сейчас или вот так! — Он обвёл руками внутренность фургона. — В общем, с речниками в Буйничах об аренде их производственных площадей я в общих чертах уже договорился, остались детали.
Нет, меня определённо пугает его настойчивость!
На вокзал мы приехали за полчаса до поезда, хватило времени и купить билеты, и сложить вещи там, где должна будет по уверениям железнодорожников остановиться дверь нужного вагона.
— Квитанцию о проведении разведки я в Канцелярию заброшу уже завтра, сегодня они закрылись. Протокол и отчёт по всем правилам оформим за три дня — но там нужна будет ваша подпись. Причём на бланке стоит пометка «подпись владельца участка», и про представителей нигде нет ни слова, так что не будем рисковать порчей документа.
— Двадцать третьего утром мне нужно быть в Могилёве, причём дата и время зависят не от меня. Так что подписать могу или в первой половине дня двадцать второго или уже после возвращения из Могилёва. Хоть мотаться туда-сюда идея та ещё, но мне, боюсь, в любом случае придётся между двадцать третьим и двадцать восьмым приехать в Смолевичи, так что…
— Сегодня у нас девятнадцатое? К утру двадцать второго сложно будет успеть. Есть риск напортачить и переделывать. Если сдать двадцать шестого или даже седьмого — укладываемся в норматив в любом случае.
— А если развернут?
— Ну, во-первых, я сильно удивлюсь и пойду поинтересуюсь — кому именно и что не понравилось, в глаза посмотрю. А во-вторых, срок на переделку идёт отдельно. Некоторые, когда сроки горят, специально сдают черновики страшные, а потом уже доделывают. Но таких не любят — кому интересно, одно и то же несколько раз проверять? А кого не любят — тому живётся сложнее.
Отправив исследователей, я, наконец, вернулся домой. Вот странное дело: работал в основном не я, а устал так, будто сам все те порталы открывал. Хотя и у Лопухина круги под глазами к вечеру появились мощные, и мне так кажется, что его бодрость на обратном пути во многом обусловлена тем, что он перед погрузкой в машину немного хапнул энергии из накопителя, с очевидным эффектом.
«А что ты хочешь? Сколько понервничал, новый опыт портальных переходов, бой, опять же. Думаешь, всё это даром даётся?»
«Да ладно, сколько там того боя⁉»
«А ты уже такой суровый воин? Любой бой стоит очень много сил. Ну, и в накопитель ты энергию сливал — и исследователям дважды, и в фургон, и пикап ещё немного. Два раза резерв обнулял, если не ошибаюсь?»
«И это тоже. Вымотался страшно. Даже ехать страшно, чтобы никуда не впилиться. Подстрахуешь?»
«А толку? Тело-то одно на двоих, и если оно „выключается“, то кто у руля — неважно. Лучше я тебя будить буду постоянно. Например, песни петь!»
«Пытки, значит?»
«А вот это уже обидно. Если тихонько — то у меня вполне неплохо получается, особенно мысленно!»
Доехал, пусть и тянулся на скорости километров десять-двенадцать в час, но в сарай фургон ставить не стал, приткнул во дворе, там, откуда утром и брал, собственно говоря. После душа — великое изобретение, без шуток, сколько бы я с наполнением ванны возился, а папа с дедом, когда дом этот строили, ещё спорили и колебались, ставить ли новинку — добавилось немного бодрости, как раз чтобы поужинать.
А после ужина позвонил Егор Фомич. Поинтересовавшись, дома ли я и могу ли говорить, дал отчёт о поездке в гильдию охотников.
— Вид числился как малоизученный, и то пришлось изрядно порыться в архивах. Было всего два достоверных случая контакта с ними на лице, оба в северо-западной части Червеньского района. И один предположительный — там собаки порвали тушу до неузнаваемости. С первых двух эпизодов было три тела, все в плохой сохранности. Так что про них ничего толком не знали. Числился зверь, по сохранившейся морде одного из них, как «червеньский длинный заяц», но поскольку зайцев этих действительно жуткое количество, название «кенгуранчик» приняли не без удовольствия, тем более, что мы выявили их исходное место обитания. Только с уточнением — «Кенгуранчик Рысюхина», поскольку вы и изнанкой нужной владеете, и образцы на исследование направили, которые лично и добыли.
— Добывал не один я, да и как-то нескромно получается… Но Маше тоже название понравилось, надеюсь, и добавка фамилии не смутит.