— Смертный, не наглей! Это всё-таки МОЙ мир и только Я решаю, чему тут быть, а чему — нет!
Я открыл глаза. Передо мной на пне сидела крупная молодая рысь, почему-то в серой зимней «шубке», несмотря на царившее вокруг явное лето. Не спрашивайте, откуда я понял, что рысь — молодая, понял, и всё. Откуда-то не то внутри меня, не то рядом, поднялась волна обожания и преклонения: «Рысюха! Богиня! Хранительница рода!» А вот глюков я не заказывал! Да, о глюках: время от времени возникает странное чувство, будто я вижу один и тот же объект одновременно с двух сторон, точнее, в двух близких ракурсах. Перспектива «плывёт», искажается и дарит ощущение тошноты, как при укачивании. И, кстати, почему это «смертный» да «смертный», как-то однообразно и даже похоже на попытку оскорбить! У меня ведь и имя есть. Стоп! Имя… Мысль о нём вызвала какое-то буйное мельтешение образов, прервавшееся чёткой мыслью, которая вырвалась невольным возгласом:
— Я что же это, умер⁈
Вернувшееся при этом удивление доказало, что вокруг что угодно, но не сон.
— Во-первых, ты и в самом деле смертный. Во-вторых, да, умер один раз и не совсем умер — во второй. И в-третьих, о том, как тебя называть теперь — придётся поговорить отдельно!
«Картинка» перед глазами странно дёрнулась и стала именно что картинкой, пусть и движущейся, но ощущение вовлечённости в процесс пропало. Я будто кино смотрел, не будучи в состоянии вмешаться в происходящее, но при этом никакого отдельного «я» вне картинки не было — ни глаз, чтоб смотреть, ни головы, чтобы их закрепить и чтоб думать. Но как-то при этом смотрел и думал.
Там же, тогда же, те же.
Я открыл глаза и не сразу понял, где я. Но прошло несколько секунд и осознал — это мир Богини, поляна, где она встречалась с достойными представителями рода! Только вот края её затянуты плотной дымкой. Где-то в углу головы (странно звучит, но как иначе описать — не знаю) мне послышался чужой, но при этом странно родной голос, низкий, басистый, с ворчливыми нотками, как будто старый кот научился говорить. Вспомнил, я слышал его в том странном бреду после взрыва! Он бормотал что-то странное, какие-то длинные цепочки созвучных и не очень слов, что-то про снаряды и про взрывающийся град. О, он ещё на Рысюху обзывался, гад такой!
Этот голос сейчас пытался уверять меня, что такой же туман я видел после свадьбы со своей второй женой. Что за чушь! Не был я никогда женат, ни разу, я вообще ещё несовершеннолетний! И откуда в паровой машине окна, тем более — как можно смотреть через них изнутри в то время, когда машина работает⁈ Нееет, здорово меня головой приложило, видимо, раз такое в неё лезет! Я даже потряс своей, как папа говорит — «бестолковкой».
О, вот пьедестал, на котором, по рассказам, обычно являет себя Хранительница. Вот только при взгляде на него перед мысленным взором возникла какая-то огромная металлическая конструкция, которая обхватила толстое дерево мощной клешнёй, из-под неё брызнули просто потоки опилок, а потом эта лапа просто сняла дерево с удивительно ровного пня, как стакан со стола. Мне даже стало интересно, что эта лапа будет делать с деревом дальше, но картинка исчезла.
Ой, что-то меня ноги не держат! Присесть бы куда-нибудь, хоть на пенёк, хоть на табуретку. Я невольно оглянулся в поисках какой-никакой мебели и тут услышал:
— Смертный, не наглей! Это всё-таки МОЙ мир и только Я решаю, чему тут быть, а чему — нет!
А я что, я не наглею, мне просто стоять трудно! И вообще — как я могу наглеть в Её присутствии! Это же сама Рысюха! Богиня! Хранительница рода! Меня затопили обожание, восторг и преклонение — надо же, меня удостоили личной встречи! Вот только почему богиня называет меня не по имени, а просто «смертным», может, я обидел её чем-то? Или у меня нет имени⁈ Имя! Меня встряхнуло изнутри, будто взрывом. Взрывом⁈ Но…
— Я что же это, умер⁈ — Не знаю, чего больше было в моём вопросе: удивления, обиды или возмущения. Но Хранительница ответила:
— Во-первых, ты и в самом деле смертный. Во-вторых, да, умер один раз и не совсем умер — во второй. И в-третьих, о том, как тебя называть теперь — придётся поговорить отдельно!
Мир перед глазами дёрнулся и перестал двоиться, вызывая тошноту. Одновременно утих и тот странный мурчаще-ворчащий бас в голове. Рысюха тем временем продолжила.