Как позже оказалось, почти никто и не учил, сваливая всё на профессионала — того самого делопроизводителя, работавшего за проценты с гонорара.
Ровно в шесть, ни минутой раньше, начальник закрыл папку с документами, с которой работал, и позволил сделать то же самое мне, истребовав обещание, что на следующей неделе я всенепременно приеду для изучения оставшихся. Затем было застолье, которое начальник не мог предотвратить, а потому возглавил. Правда, мне пришлось с него убегать ещё до начала, но аргументы «через сорок минут последний поезд» и «бабушка будет волноваться» были признаны существенными, так что я убежал с гулянки, напоследок вручив Мышухину ассигнацию в пять рублей на закусь, что было воспринято с одобрением.
В Смолевичи я добрался к восьми вечера, вымотанный так, будто весь день на станции мешки грузил. Ни секунды не колеблясь взял извозчика и поехал домой, где меня ждали любящая бабушка, вкусный ужин и свежая постель.
Глава 23
Потянулась рутина. Но такая, что я скучал по прежним временам сильнее, чем мог себе представить. Это я раньше считал, что папа и наставники в гимназии перегружают меня учёбой? Ха-ха три раза, как говорится! У меня, оказывается, был весьма щадящий режим. Вникать в дела рода — в то, что, как казалось раньше делалось «само»; вникать в текущие проблемы и задачи; изучать договора, сметы и прочее; изучать рассылки от разных регулирующих органов — это я чуть было не забросил, но бабушка на парочке примеров объяснила, какими неприятностями может грозить пропущенное изменение в правилах, казалось бы, пустяковое и неважное. Изучать то, что дали на дом в лаборатории!
Если бы не помощь бабушки, которая взяла на себя большую часть текущих документов, одновременно объясняя мне что она делает, и почему именно так — я бы, наверное, свихнулся. Ещё хорошо помогал папин своеобразный рабочий дневник — пухлый и несколько растрёпанный блокнот, что я нашёл в его столе. Пометки, примечания и напоминания к записям в кассовых и иных книгах несли в себе, как оказалось, просто невообразимую массу пользы.
Визит в банк, представлявшийся важным событием, прошёл вообще мимоходом: приехал (бабуля настояла, чтобы отправился именно в коляске и, несмотря на не типичную для начала июня жару, в костюме-тройке), предъявил, расписался, получил — всё.
Светлым пятном оказалась телеграмма, пришедшая во вторник вечером — прислали «рыбные братья», соседи по палате. Сообщали, что завтра будут проездом в Смолевичах и указали номер вагона. Я сразу понял намёк — они явно не забыли обещанных мною «образцов для дегустации», но хотели забрать их сами. Если даже не так — вряд ли откажутся от передачи. Я посоветовался с бабушкой насчёт ассортимента и количества, после чего заранее собрал две корзины с крепкими напитками и загрузил в отмытый, но всё ещё проветриваемый на улице холодильный шкаф два ящика пива, поровну светлого и тёмного. Может, половина и доедет до Борисова, по жаре-то. Подумав немного, переложил и крепкое тоже в холодок.
Утром Семёныч в предвкушении очередного сверхурочного рубля охотно согласился прикрепить шкаф на коляску, по отработанной раньше схеме. Только сглатывал, завистливо глядя на перегружаемые из шкафа, а потом обратно в него бутылки. Это он ещё не знает, что там есть и его доля.
На вокзал приехали загодя. Мой возчик получил задание к приходу поезда перегрузить бутылки в подготовленные ящики — от корзинок, подумав, решил отказаться, всё же не барышням гостинец. Напоследок я эдак небрежно бросил:
— Семёныч, если там лишнее окажется, что в ящики не войдёт — ты, думаю, разберёшься куда девать. Не обратно же вести, в самом-то деле!
Подходя к вокзалу, я оглянулся и увидел, как мой возница важно, прямо как барин, не идёт — шествует к сидящим в тенёчке местным работникам, причём так, чтобы пройти мимо скучающих отдельной группкой извозчиков — показать и тем, и другим зажатую в руке открытую бутылку холодного, запотевшего светлого пива. Ох, как бы его не побили за то, что дразнится.
Ветер сегодня был почти строго восточный, наискосок к путям и сдувал дым от паровоза на ту сторону, в направлении депо, но я тем не менее привычно подождал в здании вокзала пока локомотив не прошёл мимо. Поезд был местного назначения, Минск-Борисов и потому стоял в Смолевичах не две минуты, как пассажирский Москва-Берестье, а целых десять, что давало время и поговорить, и загрузить подарок. Прапорщики выскочили на платформу едва поезд остановился и начали шарить глазами по сторонам. Увидев меня обрадовались, но потом немного заскучали — рассмотрели, что я стою с пустыми руками. Значит, разгадал я их намерения. Но едва мы поздоровались, как из дверей вокзала показался караван грузчиков, несущих по ящику каждый и Семёныч сзади них, бдительно следящий за грузом и также нагруженный, как и остальные.