— Хотелось бы на это надеяться, — отозвался постоялец, вздрагивая от сильного порыва ветра, пронесшегося по улице.
Поднявшись по лестнице, он услышал, как мокрый снег барабанит по оконному стеклу. Хотелось кофе, и он поставил кипятиться чайник, а потом пришла пора готовить вещи в дорогу.
— А теперь я должен начать упаковывать вещи — вроде бы это и есть сборы в дорогу, — он усмехнулся своей мысли и принялся за работу.
Сбор вещей доставлял ему удовольствие — это занятие уверенно приближало к заснеженным горам и помогало забыть о тех неприятных событиях, которые выпали на его долю за последние десять дней. Плюс ко всему подобный процесс не требовал каких-либо серьезных усилий. Рюкзак, который одолжил ему друг, оказался что надо: прочный материал, мешкообразная форма с отверстиями на горловине, через которые продевалась латунная скоба и вешался замок. Стоит признать, что рюкзак не мог похвастаться ни правильностью форм, ни красотой, но благодаря этому его вместительность была неограниченна и не было нужды складывать вещи аккуратно. Джонсон засунул свою водонепроницаемую куртку, меховую шапку, перчатки, коньки, альпинистские ботинки, свитера, теплые ботинки, меховые наушники, а сверху всего этого разместил шерстяные рубашки, исподнее, теплые носки, обмотку для ног и брюки-гольф. Сверху этой кучи уместился вечерний костюм на случай, если окажется, что люди в гостинице имеют обыкновение переодеваться к ужину. Когда пришел черед белых рубашек, Джонсон задумался, как их лучше упаковать.
— А вообще это, пожалуй, худший из всех рюкзаков, — пространно рассуждал он, стоя в центре гостиной, куда пришел за какой-то веревкой.
Время перевалило за десять часов вечера. От сильного порыва ветра завибрировало оконное стекло, словно поторапливая мужчину, а он с сожалением думал о бедных жителях Лондона, которым придется встретить Рождество в подобном климате, пока он будет плавно скользить по снежным склонам, освещенным ярким солнцем, и вечером танцевать с розовощекими барышнями. Ах! Чуть не забыл. Он должен положить лакированные туфли, а под них — носки. Из гостиной он отправился к стоявшему на лестничной площадке шкафу, где хранилось белье.
Как только он подошел к этому месту, то услышал, как кто-то тихо поднимается вверх по ступенькам.
Он остановился на лестничной площадке, прислушиваясь. Сперва он подумал, что это были шаги миссис Монкс. Должно быть, она поднимается со свежей корреспонденцией. Неожиданно шаги стихли, и наступила тишина. Источник звука находился двумя пролетами ниже, и, по всей видимости, им не могли быть ноги бывшей под мухой хозяйки. Слишком тяжелые для нее шаги. Наверняка это были припозднившиеся постояльцы, которые ошиблись этажом. Он вернулся в спальню, где как смог упаковал лакированные туфли и сорочки.
Рюкзак уже был заполнен на две трети и безо всякой поддержки стоял прямо, напоминая формой мешок муки. Тут Джонсон впервые обратил внимание на то, что ткань рюкзака истерлась и износилась, он был старый и грязный, словно вещь, немало повидавшая на своем веку. Это была не самая прелестная сумка, которую можно было бы ему одолжить. Конечно, не стоило рассчитывать на новую или на ту, которую его начальник особенно любил, но все же. Поразмыслив над этим, он продолжил паковать вещи. В голове несколько раз проскользнула мысль о загадочных шагах, которые он слышал внизу. Миссис Монкс так и не поднялась к нему с письмами, а нижний этаж пустовал. Вдобавок ко всему, он был почти уверен, что слышит, как кто-то ходит по голым доскам — опасливо, стараясь себя не выдать, как можно тише. За последние минуты шаги стали приближаться.
Первый раз в жизни он был испуган. Словно чтобы усилить это чувство, произошла странная вещь: когда он выходил из спальни, где с горем пополам упаковал белые рубашки, его взгляд упал на рюкзак, верхняя часть которого свернулась в подобие человеческого лица, обращенного точно на него. Ткань образовала складки в форме носа и лба, а латунные кольца, предназначенные для навесного замка, заполнили место глаз. Тень, а может это была и дорожная грязь, выглядела как волосы. Зрелище его ошеломило — настолько оно было абсурдным, диким, словно выражение лица убийцы Джона Турка.
Он засмеялся и проследовал в гостиную, где было более яркое освещение.
— Это ужасное дело не выходит у меня из головы, — сказал он себе. — Надо сменить обстановку и развеяться.
Однако в гостиной, к своему крайнему неудовольствию, он снова услышал крадущиеся по лестнице шаги и понял, что сейчас они намного ближе, чем раньше, и что они абсолютно реальны. В этот раз он решил выяснить, кто в столь поздний час шатается по верхнему маршу лестницы.