Но звук пропал. На лестнице не было ни души. С колотящимся сердцем Джонсон спустился на этаж ниже, где располагались пустые незанятые комнаты, и включил электрическое освещение, чтобы убедиться, что там никто не прячется. В апартаментах не смогла бы затеряться и собака — настолько скудна была их меблировка. Затем он перегнулся через перила и позвал миссис Монкс. Ответа не последовало, а его голос отозвался эхом в темном чреве дома и затерялся в реве непогоды, бушующей снаружи. Люди мирно спали в своих кроватях. Лишь он и обладатель загадочных шагов все еще бодрствовали.
— Думаю, все дело в моем разыгравшемся воображении, — успокаивал себя Джонсон. — Похоже, это был ветер, хотя все казалось более чем четким и реальным.
Он продолжил собирать вещи. Время приближалось к полуночи. Он выпил кофе и раскурил последнюю перед сном трубку.
Трудно сказать, когда именно приходит страх, особенно если его причины не предстают перед глазами. Обрывки впечатлений сплетаются в картинку на поверхности сознания, лоскут за лоскутом, словно лед, кристаллизующийся на пленке спокойной воды. Часто они настолько воздушны, что сознание до конца их не принимает. И вот приходит время, когда накопившиеся впечатления рождают конкретную эмоцию и до мозга доходит, что что-то случилось. Джонсон в один момент пришел к пониманию, что испытывает нервозность странного порядка. Впечатления, служившие ее причиной, с течением времени медленно аккумулировались в сознании и, наконец, достигли такой отметки, что он был вынужден с ними считаться.
Он не представлял, что можно сделать с этим единичным и непонятным уколом охватившей его тревоги. Он чувствовал нутром, что выполнял такие действия, которым противился другой человек; человек, обладавший правом выражать свое недовольство. Подобного рода неприятное и едкое чувство было сродни постоянным терзаниям совести: как будто бы он знал, что делает то, чего делать не стоит. Он энергично и старательно копался у себя в голове, пытаясь высветить причину растущего беспокойства, но сделать это никак не получалось, что приводило Джонсона в еще большее душевное смятение и вместе с тем пугало.
— Думается мне, что это все нервы шалят, — сказал он, натужно смеясь. — Горный воздух избавит меня от наваждения! Ах, — добавил он, разговаривая с самим собой, — и это напомнило мне о… моих горнолыжных очках.
Во время короткого монолога он находился возле двери спальни и, когда проследовал в гостиную, чтобы взять очки из шкафа, заметил краешком глаза нечеткие контуры фигуры, стоящей на лестнице в нескольких футах от верхней площадки. Это был согбенный силуэт, одна рука которого покоилась на перилах, а лицо было обращено в направлении лестницы. В ту же секунду до слуха донесся звук шаркающих шагов. Человек, который все это время тихонько топтался этажом ниже, теперь поднялся на его собственный этаж. Кто бы это мог быть? И ради всего святого: что ему нужно?
Джонсон резко перестал дышать и замер. Затем, немного поколебавшись, набрался храбрости и повернул голову, чтобы лучше рассмотреть гостя. К его изумлению, ступеньки оказались пусты — на них никого не было. Холодная дрожь пробежала по телу, мышцы ног напряглись и ослабли. Несколько минут он пристально всматривался в тени, которые собрались на верхней площадке лестницы, где он видел фигуру, а потом быстро пошел, почти побежал в светлую прихожую. Однако, едва миновав дверной проем, он услышал, как кто-то поднялся вслед за ним по лестнице быстрым пружинистым шагом и просочился в спальню. Шаги были тяжелыми, но вместе с тем пытались не выдать своего обладателя, который хотел остаться инкогнито. Это был тот самый Рубикон, перейдя который нервозность, гнездившаяся в душе Джонсона, обратилась в страх, пронзительный и беспричинный. Страху еще предстояло перевалить через следующий эмоциональный рубеж и обратиться в ужас, за которым в свою очередь раскинулась пустыня подлинного кошмара. Джонсон оказался в незавидном положении.
— Господи, на лестнице кто-то же был, — пробормотал он, пока внутри все клокотало. — И кем бы он ни был, теперь он в моей спальне.
Его бледное, изящное лицо стало белым как полотно, и на несколько минут он впал в ступор. Интуитивно поняв, что промедление лишь разжигает страх, он уверенно пересек лестничную площадку и направился прямиком в комнату, где некоторое время назад стихли шаги.