«Приютским нужны эти стекляшки? Значит, они уже не стекляшки, а товар. Они сами предлагают десять альчиков. Почему не поторговаться?» Павел вернулся:
— Мало.
— Мало? Десять альчиков мало? Да ты что? — Лешка Пузан выразительно повертел пальцем у лба.
— Мало, — холодно повторил Зеленский-младший.
Ребята обозлились.
— Ах ты, нэпмач несчастный! Ах ты, Исусик! Ах ты, скряга! Хочешь, мы тебе сейчас навешаем? Хочешь?
— Рэкс!
И пес покорно остановился у ног хозяина. Да! С Рэксом не поспоришь.
— Ладно. Сколько?
— Двадцать.
— Так у нас только десять.
— Получайте один глаз. Завтра принесете еще десять и получите второй.
— У-у! Жадоба!
Пузан пошел на жертву. Пузан достал из кармана «битку». Красную, хитро подпиленную, просверленную и залитую свинцом битку. Такая битка — целое состояние. Она никогда не ляжет в дешевенькие «бук» или «шпон», она становится только на бока «чик» или «реза». В умелых руках она становится только на «резу». За такую битку и двадцать альчиков не жалко.
— Бери, Пашка, — вздохнул Лешка, — и давай оба глаза.
Лешка знал цену своей битке, но Левке для Трубки Мира нужны глаза. Лешка жертвовал биткой.
Павел взял альчики, взял битку, вырвал у Мишки глаз и отдал Лешке. Пузан дрожал от нетерпения. Коричневая, выпуклая стекляшка на тонкой иголочке лежала в его ладони. Сегодня же она будет вставлена в одну из орбит Духа Прерий.
— Ну, скорей же, Пашка! Скорей!
— Что — скорей?
— Другой!
— Другого не будет.
— Как не будет? Почему не будет? Мы ж договорились?
Ребята сжимали кулаки. Ребята наступали на Пашку. Но ощетинился Рэкс, и переговоры опять потекли по мирному, коммерческому руслу.
— Я раздумал, — заявил наследник фирмы «Зеленский и сыновья». — Десять альчиков и одна битка за глаз.
— Так у нас же нет больше!
— Принесете завтра.
Пацаны отошли и посовещались. Никто нигде в городе не видел такого Мишку, с такими глазами. Этот буржуйчик, конечно, поступил нечестно, но выхода нет. Пусть получает еще десять альчиков и битку — зимой они с ним посчитаются: в школе Рэкса не будет.
— Ладно, Пашка. Альчики и битка завтра будут.
Назавтра были альчики, была битка, были Пашка с Эллой, был Рэкс, но не было плюшевого Мишки. Коммерческая сделка не состоялась. Павел хмуро отказывался от мены. Не соглашался он и на размен.
Пацаны думали, что буржуйчонок опять цену набивает. Лешка пообещал:
— Слышь, Пашка, у меня крольчиха котная. Через месяц я тебе крольчонка впридачу дам.
Торг зашел в тупик. Ясность внесла Элла:
— Павлику всыпали, — сказала девочка. — Папка ремнем всыпал. А ваши костяшки он в помойку выбросил.
Так у Духа Прерий оказался только один глаз. Нужен был второй.
Второй позаимствовали у дикой кошки. Обступили пацаны Евгения Григорьевича:
— В музей! В музей хотим, Евгений Григорьевич!
Требования вполне приемлемые: лето, ребята свободны. Чем бартежать по городу, пусть побывают в музее.
В светлом высоком здании музея было прохладно и пахло нафталином. Больше двадцати огромных зал заставлено витринами, стеллажами. Было на что посмотреть. Но ни заспиртованные в стеклянных банках уродцы, ни коллекции древних монет ребят не интересовали. Они устремились в отдел птиц и животных. Они очень заинтересовались и долго расспрашивали работника музея о розовых фламинго, о запасливых пеликанах, о повадках уссурийского тигра. А тем временем дикая кошка, что стояла у окна на невысокой подставке, лишилась глаза. Кошка могла и совсем ослепнуть, но забеспокоился дядя Шпон. Евгений Григорьевич — воробей стреляный. Он почувствовал что-то неладное: слишком повышен у ребят интерес к зоологии — и увел своих подопечных подальше от греха — в отдел древних захоронений.
Так появился второй глаз. Левка сказал, что это даже лучше, когда глаза разные. Страшней.
Но о трубке между прочим. Главное, утром, после крестин, в сарае был Совет Вождей. Собрались умудренные битвами воины ирокезов и команчей. Сидели кружком: важные, немногословные, как и полагается настоящим воинам. Степенно передавали по кругу Трубку Мира. Курился дымок над трубкой. Вожди решали: к какому племени принадлежит Женька Находка.
Дело в том, что ирокезы владели северным берегом Горного озера, то бишь Сипягина пруда, и дачей. На южном берегу была территория команчей с большим шалашом в Долине Вигвамов.
Вожди ирокезов считали, что Женька должен быть сыном их племени: Белая Гасиенда, то есть дача, на их территории. Команчи полагали, что их Большой Вигвам ничем не хуже гасиенды ирокезов и Женька может принадлежать к их племени. Но… Рюма! Рюма, конечно, не согласится жить в вигваме. И тогда мудрую речь произнес вождь ирокезов Гайавата, в просторечии Колька Дрозд: