— Зверюги! — сказала Нюрка. — Сожрать такую крохотку.
И Женька, который не ходил в «Солей» и не видел «Тарзана», все-все понял. Главное он понял, что Нюрка его никому и ни за что не отдаст. Это было очень приятно, и он первый раз в жизни сложил губы в улыбку.
— Звонок, смотри! Смотри! Смеется!
Не только Звонок, бросили ложки все. Все сгрудились вокруг Нюрки и Женьки. Никто же не видел, как первый раз смеется человек.
Пацаны начали агукать, делали «козу-дерезу». Они хотели вызвать улыбку на детском личике. А Женька не понял их добрых намерений. Он даже испугался такого внимания к своей особе, сморщил нос и заплакал.
И тогда Нюрка произнесла роковую фразу. Она загородила руками Женьку и зло сказала:
— Уходите вы… обезьяны!
От малыша отступились. Девчонки, те ничего, а пацаны обиделись.
— Дура ты, Рюма, вот что! — обругал Нюрку Лешка Пузан.
А Вовка Спирин расхохотался:
— Пацаны! А ведь она думает, что Тарзана обезьяны съели!
Девчата опять ничего, а мальчишки смеялись от души. Просто девчонки не знали, что будет во второй серии, а пацанам разносчики рассказали.
Разносчики — это нужный народ. В город присылали только один комплект кинокартины, а театров два. Зимой «Арс» начинал демонстрацию на полчаса позже, летом — «Солей». У будок киномехаников того и другого театра всегда вертится около десятка мальчишек. Открутили, скажем, в «Солее» первую часть картины. Хватают двое мальчишек железную коробку с лентой, просовывают палку в ручки и бегом тащат в «Арс». За труд разносчики пользуются льготами: получают бесплатные контрамарки, читают проспекты картин. Вообще-то разносчики перед городскими мальчишками важничают, но детдомовских побаиваются. От них-то и узнали ребята, что обезьяны младенца не съели.
— Его ж обезьяна-мать украла! — насмеявшись, сказал Лешка. — У нее обезьяненка крокодил утащил и от молока в грудях больно. Она и украла…
— А у этой обезьяны, — перебил Вовка, — был обезьяна-муж: вождь обезьяннего племени…
— А потом Тарзан стал вождем…
— Потом Тарзан читать научился…
— И врете вы всё! — прикончила пацанячий дуэт Нюрка. — Кто ж его учил там?
Сама неграмотная, Нюрка считала грамоту великим и трудным делом. Тут же и школа нужна и учителя.
— А он сам! Самоучкой! Там же библиотека в хижине осталась!
— Врете! Неправда! — твердо стояла на своем Нюрка.
Ребята обиделись:
— Ну и пожалуйста! Ну и посмотришь!
Завтрак после ссоры продолжался немножко уныло. Только Колька Дрозд солидно заметил:
— Ты совсем глупая девчонка, Рюма. Обезьяны — животные травоядные. Они мяса не едят.
С Колькой Нюрка спорить не решилась. Во-первых, Колька шестой класс закончил, а во-вторых, он вождь племени ирокезов, и с ним спорить не полагается.
Об этом споре можно б и не рассказывать, не назови Нюрка ребят обезьянами. Она сказала и забыла, но эта роковая фраза привела к Великой Войне Племен.
Вовка Спирин и Лешка Пузан драли раков. Глубоко меж спутанных корневищ роют себе норы раки. Не так-то просто их отыскать. Но юные ловцы были опытными охотниками — на берегу трепыхались четыре рака: два крупных, один поменьше, а четвертый — так себе, рачишко. Можно уже и костерок разводить под консервной банкой. Что за чудо — свежесваренные, ароматные, красные раки! Пальчики оближешь! Но ребята решили отыскать еще пару для Рюмы, для Повелительницы, для пестуньи Сына Большого Вождя. Они тщательно исследовали берег, прощупывали каждую норку — не шевельнет ли усами рак-отшельник.
Вовка не мог просунуть руку сквозь плотный клубок корней. Тут обязательно норка должна быть.
— Тащи, Пузан! Корень тащи!
Лешка уперся ногами в илистое дно и стал добросовестно тащить к себе тугой, как пружина, скользкий корень.
— Есть! Есть! — закричал Вовка.
Он присел в воде и, отфыркиваясь, все глубже засовывал руку в норку. Наконец пальцы встретились с большими настороженными клешнями. Рак не хотел сдаваться, он, видимо, решил дорого продать свою жизнь, отчаянно защищался, «стриг» клешнями. Корень уперся Вовке под мышку и никак ему не ухватить добычу.
— Ну еще, Пузан! Еще потяни чуточку! — стонет Вовка.
Лешка тужится, краснеет. Вовка извивается всем телом, выигрывает нужный сантиметр и, ловко ухватив рака за спинку, вытаскивает его из норы. Черный матерый рачище свирепо пучит глаза, угрожает клешнями, водит своими запорожскими усищами.
— Усыпляй! Усыпляй, Сявка! — топчется в азарте Пузан.